Последний алхимик. Юрий Корчевский

ты с приговором?

      – Конечно! Свершилось правосудие! Всё по закону, – закивал Антип.

      – Стражники, следующий! Вызовите Аверкия из Затверечья.

      – Выходим, – шепнул Антип.

      Уже на улице Антип сокрушённо покачал головой.

      – Вот же шельмы! Узрели кошель!

      – Антип, осторожнее быть надо! В следующий раз можно не отделаться так легко.

      – Легко? Да я до утра уснуть не мог!

      – Испуг, только и всего! На тебе даже царапины нет. А вот у меня рубаха исподняя в крови, не отстираешь.

      Антип смолчал, но направился к торгу. Купил Никите рубаху. Всё же за Антипа Никита пострадал.

      И не подозревал Антип, что все неприятности только начинаются. Губной староста из дворян, верный царский слуга. А ещё карьеру сделать хотел, подняться. Из столицы, что всего в сотне вёрст, свежие веяния доходили. Борис Годунов разворотливых и верных людей примечал, приближал ко двору, да не к царскому окружению, в свою свиту. Губной староста не только судил, но и сыском ведал, вроде филиала Разбойного приказа, только местного разлива. Слова разбойника об увесистом кошеле с монетами у Антипа его заинтересовали. Антип – не купец, товары не продает, не корабельщик, грузы не возит. Ремесленником числится, так не видел никто, как он свои поделки продаёт. Кожевенник должен кожи мять, сапожник сапоги тачать, кузнец – косы, замки, навесы дверные делать, сабли да ножи ковать. Антип же непонятен. В обеденный перерыв вызвал к себе десятского Пантелеймона. Этот из кожи лезть будет, чтобы выведать, угодить, поскольку в сотские либо в «губные целовальники» пролезть мечтает. Но для этого постараться надобно.

      – Что об Антипе сказать можешь? Сегодня дело о покушении на него слушали.

      – Ровным счётом ничего плохого. В Твери давно обретается, вина хмельного не пьёт, бабу свою жалеет, не бьёт. Соседи худого слова сказать не могут.

      – А занимается чем?

      Пантелеймон затылок поскрёб.

      – Вроде ремесленник. Да он же, как видака, подмастерье своего приводил.

      – Кузнец он или плотник? Или иконы пишет?

      – Откель иконы? Чай, не монах.

      – Вот и выведай, чем кормится. Да тайно, чтобы не знал никто.

      Пантелеймон вышел от губного старосты озадаченным. Как выведать? Во двор Антипа непрошеным гостем не явишься, не пустят, в своём праве. С соседями поговорить? Могут Антипу донести об интересе, а не хотелось. Решил последить прямо с завтрашнего дня.

      С утра местечко удобное нашёл, через три двора от избы Антипа. Один раз супружница Антипа вышла, на торг сходила с корзиной, вернулась быстро. Из лукошка рыбий хвост торчит, лук зелёный. Ну да, мужиков кормить надо, здоровые оба. Антип – тот кряжистый, кость широкая. А подмастерье высок, жилист. Три дня просидел Пантелеймон, а толку нет. Дым из труб избы вьётся, а мужики не показываются. Одна труба, понятное дело, от печи из поварни. А вторая? И как ветром заносит, запах противный. Не кожами, не металлом, а непонятно чем. Тут уж самому десятскому любопытно.

      После трёх дней слежки к губному старосте явился ближе к вечеру, когда судебные разбирательства закончились.

      – Чего выведал-вынюхал? Делись!

      Староста