Гражданская война в России. За правду до смерти. Василий Галин

охота, издевательства, уничтожение офицеров. На всем протяжении фронта солдаты самовольно арестовывали офицеров, сами оглашали обвинительные заключения…, выбирали новых командиров, устраивали военно-революционные трибуналы… Все офицеры превратились в «корниловцев», то есть реакционеров»{419}. Виновником этих событий Керенский считал лично ген. Л. Корнилова: «сам глава армии подал пример неповиновения по отношению к вышестоящему – высшей правительственной власти. Таким образом, было подтверждено право каждого, кто носил оружие, действовать по своему разумению. Поступок Корнилова сыграл ту же роковую роль для судьбы армии… он завел армию на дорогу, которая привела ее к окончательному краху»{420}.

      Корниловский мятеж радикализовал обе стороны, отмечал ген. Н. Головин: «Гонения, которые испытывал с марта офицерский состав, усиливали в нем патриотические настроения; слабые и малодушные ушли, остались только сильные духом. Это были те люди-герои, в которых идея жертвенного долга, после трехлетней титанической борьбы, получила силу религии… Неудача корниловского выступления могла только усилить эти настроения. Связь большевиков с германским генеральным штабом была очевидна. Победа Керенского, которая, по существу, являлась победой большевиков, приводила к тому, что в офицерской среде точно установилось убеждение, что Керенский и все умеренные социалисты являются такими же врагами России, как и большевики. Различие между ними только в “степени”, а не по существу… Русское офицерство военного времени не носившее классового характера, приобретает теперь обособленность социальной группировки… это обособление не обуславливалось какими-либо сословными или имущественными признаками, а исключительно данными социально-психологического порядка. До корниловского выступления офицерство старалось всеми силами не допустить углубления трещины между ним и нижними чинами. Теперь оно признало этот разрыв как совершившийся факт…»{421}

      «После Корниловского выступления разрыв между офицерским составом и солдатской массой происходит уже полный и окончательный, – свидетельствует октябрьская сводка о настроениях с Западного фронта, – масса видит в офицерах не только “контрреволюционеров”, но и главную помеху к немедленному прекращению войны. Большевики и немцы энергично эксплуатируют создавшееся положение»{422}. Именно в это время, по словам Головина, «разрыв доходит до крайности: оба лагеря становятся по отношению друг к другу вражескими. Это уже две вражеские армии, которые еще не носят особых названий, но по существу это Белая и Красная армия»{423}.

      В донесениях с фронта сообщалось: «Положение офицеров невыносимо тяжело по-прежнему. Атмосфера недоверия, вражды и зависти, в которых приходится служить при ежеминутной возможности нарваться на незаслуженное оскорбление при отсутствии всякой возможности на него реагировать, отзывается на нравственных силах офицеров

419

Керенский А. Русская революция…, с. 311–312.

420

Керенский А.Ф. Прелюдия…, с. 89

421

Головин Н. Н. Российская контрреволюция, Ревель, 1937, Кн. 2, с. 129–134 (Волков С. В…, с. 16–17, 35–36).

422

«Сводка сведений о настроении частей войск Армий Западного фронта с 12(25) – 15(28).10.1917»(Головин Н.Н…, с. 373.)

423

Головин Н. Н. Российская контрреволюция, Ревель, 1937, Кн. 2, с. 114 (Волков С. В…, с. 31)