Сетевой. Екатерина Осянина

раз. Данила поведал, что несколько дуэлей Закидонского наблюдали сами гейм-мастера. И не нашли к чему придраться, кроме нечеловеческой быстроты реакций, которую не мог объяснить даже самый быстрый интернет.

      – Как ты это делаешь? – спросила я его, когда мы с ним отключились от «эфира», то есть голосового чата.

      – Что именно? – Чур сделал невинную физиономию и поковырял пальцем коврик от мыши, к которому что-то присохло.

      – Не прикидывайся, что не понимаешь, о чем я спрашиваю.

      – Я просто крут, – скромно потупившись, сказал он. Я картинно вздохнула. – Ну правда! Ты же сама видела! Я просто хороший игрок!

      – Мальчики говорят, что ты один из лучших, – поправила я его.

      – Мальчики неправильно говорят. Я лучший! – Я почувствовала, что его прямо распирает от самодовольства.

      Я была поражена. Я сидела, молча пялилась на него и пыталась сообразить, что для меня лично может означать раздутый от гордости домовой, который переиграл мальчишек в компьютерную игру. Людей компьютерная зависимость не приводит ни к чему хорошему, именно поэтому я старалась не залипать и не уходить от реальности настолько, чтобы меня затянуло. Как тех бедолаг, которые начинают терять человеческий облик и превращаются в бледных, хилых или наоборот – разжиревших сутулых зомби, живущих в основном ночью и в основном за компом.

      А к чему это может привести домового?

      – Слушай, а зачем тебе это надо? – наконец прервала я молчание.

      Чур прекратил раздуваться от гордости и, кажется, задумался.

      Он посидел неподвижно, сверля глазами монитор, задрал лохматую башку к потолку и задумчиво поскреб шею, потом замер и стал совсем прозрачным, так что я едва его различала и подумала, что сейчас он совсем исчезнет. Но он вдруг встрепенулся, «проявился» и уверенно выдал:

      – Эмоции.

      – Что – эмоции? Тебе что, в реале эмоций не хватает?

      – Мне их везде не хватает. Точнее, мне их много не бывает.

      – В каком смысле? Они тебе зачем?

      – Не знаю. Это сложно объяснить.

      Теперь задумалась я: как он вообще может мне что-то объяснить про себя, если мы с ним, скорее всего, мыслим разными категориями? Что он знает о моих представлениях? Что он знает вообще о наших, человеческих мировоззрениях? И вообще. Что он, в конце концов, такое?

      Домовой, похоже, тоже думал примерно в этом направлении. Он поерзал, устроился рядом с клавиатурой и начал объяснять.

      – Ты вообще хоть примерно представляешь, что ты такое? – Похоже, я была права: мы пришли в итоге к одному и тому же вопросу.

      – Примерно представляю, – сказала я. – Я человек.

      – А из чего ты состоишь? – Сейчас своим менторским тоном и вопросительно-выжидательными интонациями он напомнил мне моего бывшего учителя биологии. Тот тоже любил, когда мы задавали себе и ему вопросы и пытались на них ответить.

      – Из белков, жиров и углеводов, – попыталась отшутиться я.

      – А это все из чего? – Он был и терпелив так же, как тот учитель.

      – Из