Падшая женщина. Эмма Донохью

Теперь она понимала, в чем действительно дело. Одни руки хорошо – а двое лучше. Может быть, ее и растили с этой целью – чтобы она встала между Сьюзан Дигот и ее несчастливой судьбой, подставила плечо. Какова мать – такова и дочь. В своей беспощадной любви Сьюзан Дигот предлагала дочери все, что имела, все, что знала: будущее, которое ограничивалось этим сырым подвалом. Все это должно было достаться Мэри в наследство: мужчины из клана Диготов, согнутая спина, иголки, красные веки.

      – Мне… жаль, – прошептала она.

      На мгновение Мэри показалось, что она услышала то, что не было высказано, смирилась с их обоюдным предательством. Что между ними возможно понимание.

      – Или тебе больше нравится услужение? – холодно спросила мать. – Давай скажи, что думаешь. Что тебе больше по душе?

      – Ни то ни другое, – четко произнесла Мэри и вытерла нож о край горшка.

      Из угла послышался кашель. Уильям Дигот проснулся.

      – И что же ты собираешься делать, раз так? – резко бросила Сьюзан. Иголка в ее руках была направлена на дочь, словно оружие.

      Мэри с силой закусила губу и поставила горшок на огонь. Во рту она чувствовала сладкий вкус крови.

      – Я не знаю. И шитье, и услужение – это… жалкие занятия.

      – А с чего вам пришло в голову, что вам назначено что-то получше, мисс? – ядовито спросила Сьюзан. – Какая неблагодарность! Какое упрямство! Подумайте только.

      Уильям Дигот, сгорбившись, уселся поудобнее.

      – Девчонка что, думает, мы будем кормить ее вечно? – хрипло спросил он.

      Мэри отвернулась, чтобы он не увидел ее лица, и потыкала ножом в шипящие на дне горшка кусочки голубя.

      – Отвечай отцу! – велела Сьюзан.

      Мэри молча посмотрела матери прямо в глаза. Она ответила бы отцу, будь он здесь, говорил ее взгляд.

      Маленькие серо-голубые глазки Сьюзан, так не похожие на глаза ее дочери, яростно сверкнули в ответ.

      – Что ты собираешься с собой делать?

      – Что-нибудь получше, – сквозь зубы процедила Мэри.

      – Что? – переспросил отчим.

      – Я хочу быть кем-то получше, чем служанка или швея, – громко сказала Мэри.

      – А, так, значит, у нас есть пожелания?! – проревел Уильям Дигот и упер руки с черными ногтями в колени. Теперь он окончательно проснулся. – Твоя мать и я колотимся целыми днями, чтобы на столе была еда, но миледи Сондерс этого недостаточно. Скажите же, миледи Сондерс, чего вы желаете?

      Искушение было велико. Мэри очень хотелось повернуться к нему и сказать: все что угодно, только не эта вонь от угольной пыли. Любое занятие, лишь бы не проклятая игла. Любое место на свете, только не этот сырой подвал.

      Мать отложила иглу и взяла ее за подбородок. Сухие мозолистые пальцы зажали рот Мэри, прежде чем она успела произнести хоть слово. В этом жесте была почти нежность. Спаси меня, мама, чуть не взмолилась она. Помоги мне выбраться отсюда.

      – Всех нас Господь определил на свое место. И мы должны довольствоваться тем, что имеем, – с чувством произнесла