Падшая женщина. Эмма Донохью

Я не хотела… – выдавила она и тут же забыла, что собиралась сказать. Это уже не имело никакого значения. Настоящее стояло перед ней, безнадежное, тяжелое и неотменимое, как огромные валуны посреди грязного поля.

      – Ты – дочь своего отца, – устало сказала Сьюзан, и на мгновение в Мэри проснулась надежда, что мать сжалится над ней. – Я так и вижу Коба Сондерса, всякий раз, как ты поворачиваешь голову.

      Мэри сделала крохотный шажок навстречу и заглянула в покрасневшие, водянистые глаза матери, так не похожие на ее.

      – Когда… когда он был с нами… – робко начала она.

      – Ты была еще мала, ты не помнишь, – оборвала ее мать. Ее лицо как будто захлопнулось – словно закрыли дверь.

      – Но я помню, – возразила Мэри.

      – Он был негодяй и подлец, – отрезала мать. – Ему захотелось пойти побунтовать, а я осталась одна, с ребенком на руках и в долгах. Я проклинаю тот день, когда стала его женой. – У Мэри задрожали губы, но Сьюзан безжалостно продолжила. Она говорила все быстрее и быстрее. – Ты вся в него. Гнилая от самого корня. Дурное семя – оно и есть дурное семя. И ты идешь к геенне огненной семимильными шагами.

      Брезгливо, двумя пальцами она подняла маленький твердый узелок – как будто в нем было полно паразитов.

      – Что же мне делать? – прошептала Мэри.

      Сьюзан яростно пожала плечами.

      – Если тебе так нравятся ленты, попробуй питаться лентами. Попробуй поискать помощи у своих дружков. Они-то будут почище, чем простой люд, да? Поглядим, сколько ты протянешь сама по себе. А скоро ты приведешь в эту юдоль слез еще одну душу. – Она болезненно сморщила лоб. – Надеюсь, этому несчастному не доведется открыть глаза.

      Мэри хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле.

      – Что же со мной будет? – наконец выдавила она.

      – Может, закончишь в работном доме. Или в один прекрасный день будешь болтаться на виселице. – Сьюзан протянула ей узелок. – Я благодарю Создателя за то, что этого не увижу.

      – Если только ты позволишь мне остаться на время, мама… – выговорила Мэри.

      – Забудь это слово. – Сьюзан сунула узел ей в руки.

      – Я исправлюсь…

      – Ты свой случай упустила. – Сьюзан подошла к двери и распахнула ее.

      Холодный, пахнущий дымом октябрьский воздух ворвался внутрь.

      – Мама, – выдохнула Мэри.

      Бледные, выцветшие глаза смотрели сквозь нее.

      – Теперь у тебя нет матери.

      За все свои четырнадцать лет Мэри Сондерс ни разу не была на улице после полуночи. Только теперь она поняла, что, когда порядочные люди запирают двери, здесь все только начинается. Это была совсем иная жизнь, настоящий праздник темноты, и сумерки являлись всего лишь его репетицией.

      Она видела, как из подвала на Диотт-стрит вытащили бесчувственного мужчину и как кто-то стащил у него с головы парик. Оказалось, что волос под париком почти нет; те островки растительности, что еще оставались, были цвета грязной воды. На Хай-Холборн мальчишка