Падшая женщина. Эмма Донохью

до этого в жизни. Она одевалась в самые яркие цвета, которые только можно было найти на Монмут-стрит – розовые, фиолетовые, оранжевые, – и ее совсем не волновало, что они не всегда сочетаются друг с другом. Лишь бы клиенты обращали внимание. Она знала, что востребована, и ее нарумяненное лицо напоминало веселую карнавальную маску.

      Однажды серым зимним утром Мэри впервые за много месяцев вдруг подумала о Боге.

      – Мы попадем в ад? – спросила она у Куколки. Ей почему-то сделалось очень не по себе.

      Куколка усмехнулась:

      – Я же латинянка.

      – Кто?

      – Ну, католичка. Как и мои родители. Я причащаюсь каждую Пасху, обязательно, что бы ни случилось, в любую погоду, – с гордостью добавила она. – Когда я почувствую, что пришел мой час, я просто пошлю за священником и получу отпущение грехов.

      – Как это?

      – Очищу свою душу от грехов. Все равно что отмоюсь.

      Мэри немного подумала.

      – А как же я? – с тревогой спросила она.

      Куколка невозмутимо пожала плечами, но тут же сжалилась.

      – Тебе в этой твоей школе когда-нибудь рассказывали о Магдалине? О Марии Магдалине?

      Кажется, Мэри слышала это имя.

      – Ну… она тоже была блудницей, но потом у нее все стало хорошо, ведь верно?

      На Двенадцатую ночь[4] Куколка отвела Мэри в Королевский театр на Друри-Лейн, «чтобы показать, как обращаются с парнями шикарные дамочки». Они заплатили по шиллингу, чтобы втиснуться на галерку. Цена одного «раза», подумала Мэри. Куколка огляделась по сторонам и заметила, что сегодня в театре не больше полторы тысячи народу. По ее словам, это было всего ничего. В воздухе стоял гул голосов, как будто гудел большой улей.

      Мэри почти подташнивало от предвкушения. Говорили, что пьеса новая, переведенная с французского: «Игра любви и случая». Мать была резко против театров и всегда говорила Мэри, чтобы она держалась от них подальше: потому что от людей, которые притворяются совсем другими людьми, не может быть ничего хорошего. В театре было так жарко, что ее плечи покрылись легкой испариной, как будто она сидела под летним солнцем. Занавес подняли только в десять минут шестого, и Мэри так поразили декорации, что поначалу она не видела ничего, кроме них. На сцене росли огромные деревья, стояли позолоченные скамьи, а в небе висела огромная сияющая луна – сама по себе, без всякой видимой поддержки. От ярко горящих ламп исходил запах паленых волос.

      Но потом появилась миссис Абингтон, и Мэри забыла обо всем на свете. На актрисе было белое платье в цветочек с фестончатыми оборками, а стомакер украшал ряд крошечных бантиков, уменьшавшихся сверху вниз.

      – А управляющий позволяет ей брать из костюмерной любые платья, какие она только захочет? – спросила она у Куколки.

      – Брать из костюмерной? Да это ее платья! – фыркнула подруга. – Все актрисы должны иметь собственный гардероб.

      Миссис Абингтон вызывала в Мэри одновременно зависть и обожание. Каково это –

4

Двенадцатая ночь – название языческого праздника в Англии, отмечаемого в Крещенский вечер – в ночь с 5 на 6 января.