Падшая женщина. Эмма Донохью

лысое. Мужчина положил на него ее руку и подвигал взад-вперед, Мэри потерла – точь-в-точь будто вытирала тарелку – и почувствовала, как он растет от ее прикосновений. Это было непередаваемое ощущение собственной власти и силы.

      Но писарь вдруг заторопился, задрал ее юбки и раздвинул ноги. Он с силой вошел в нее, и Мэри снова ощутила себя беспомощным ребенком. Ей не было больно – только сухо и как-то тяжело, как будто внутри у нее был груз и ей нужно было его удержать. От писаря исходил теплый и немного затхлый запах старой бумаги. Мэри держалась за его плечи – сюртук у него был из простого сукна, – слегка пошатываясь от его толчков. В какой-то момент к горлу подступил панический страх, но она сумела его прогнать, думая о своей цели: заработать крону для Ма Слэттери. Пять шиллингов. Десять шестипенсовиков. Шестьдесят пенни.

      Все кончилось внезапно – обжигающе-горячий взрыв внутри, писарь ослабел, его колени подогнулись, и на секунду он прислонился лбом к ее плечу. Мэри почувствовала одновременно презрение и жалость. Впрочем, довольно скоро он пришел в себя, выпрямился, поправил одежду и вытащил кошелек.

      Девять пенсов. Мэри положила их в карман, пришитый к внутреннему шву юбки у талии. Ну вот. Она сделала это, и ничего, конец света не наступил. Ей заплатили за то, что могли просто отнять. Лоб вдруг заломило от подступивших слез.

      После писаря был плотник, обсыпанный опилками, и солдат в старой форме, и старик, от которого пахло так, будто он не мылся никогда в жизни. Потом он сказал ей спасибо. Они были совсем не похожи друг на друга; объединяло их одно – одинаковое, неистовое, нетерпеливое, не знающее преград желание. Как часто говорила Куколка, напившись: мокрая щелка притягивает мужиков, как кость собаку.

      Между клиентами приходилось подолгу ждать. Между ног было мокро и липко, болел желудок. К полуночи Мэри заработала три шиллинга и даже обрела некоторую уверенность в себе. Она смогла; у нее имелось нечто, за что был готов заплатить каждый мужчина.

      Однако вскоре к ней подошла девушка в каштановом парике.

      – Время угостить нас, дорогуша, – объявила она.

      Мэри уставилась на нее и невольно сцепила руки под муфтой.

      – Разве Долл Хиггинс не говорила тебе, что это обычай? – с милой улыбкой спросила девушка. За ее спиной уже собралась небольшая толпа из других мисс. – Те, кто выходит работать в первый раз, всегда угощают других.

      Они забрали все, что было у нее в кармане. Мэри не посмела утаить ни одной монетки – она чувствовала, что они все равно нашли бы спрятанное. Плакать она тоже не стала: слезы оставили бы следы на ее накрашенном лице. Ей даже удалось нахально улыбнуться. В конце концов, это была их работа, их территория, и незачем было наживать себе врагов. Впрочем, девушки вели себя довольно дружелюбно. Та самая, в каштановом парике, даже пригласила Мэри в «Бычью голову» хлебнуть горячего вина с пряностями и немного погреться. Но Мэри ответила, что лучше она еще немного походит.

      – Вот это молодежь пошла, – заметила одна из мисс, уже не слишком