Пугачев и Екатерина. Владимир Буров

и облизнула вдоль всего лезвия.

      – У нее любовники или с подбитым глазом, или хромые.

      – Точно. Если не считать поэтов и ученых, – добавила Лиза.

      – Дидра и Вольтерьянца.

      – Да тут и наших еще целая очередь. Державин вон так и трется возле нее. Непонятно, когда свои оды сочиняет.

      – И Ломоносов. Ну, хорош. Ему поручили Университет организовывать, а он тут.

      – Решил здесь набрать студенток! – И обе, не сдержавшись, шумно рассмеялись.

      – Впрочем, не знаю, как Державин, а Ломик хорош, – сказала фон Карр. – Как-то – вчера или позавчера – забрался с мою комнату.

      – Ночью?!

      – Так нет. Скорее всего, днем еще. И ждал за шторами до ночи. Вытерпел, не вышел даже, когда я раздевалась. И набросился только, когда я уже погасила свечу. Страшно. Думала, Минотавр. Нет, оказался этот ученый.

      – Ну, и как?

      – В принципе нормально. Более того, хорошо. Я бы даже сказала очень хорошо. Я ему так и сказала на прощанье утром:

      – Пять с плюсом.

      – Плюс не считается, – ответил он.

      – Прощу прощенья, любимый, – говорю я ему, – но здесь я профессор, и, значит, я решаю, что считается.

      – А он?

      – Так замолчал сразу.

      – Значит, согласился. Но ведь этакий верзила! А ты-то маленькая. Как он только тебя не разорвал на части. И да:

      – В следующий раз присылай его ко мне.

      Ну, если тебе страшно будет.

      – Та не, теперь я уже привыкла.

      Некоторые так и переговаривались за столами, другие внимательно наблюдали за поединком. Эм то увлекался, и бил своего противника прямо в лоб, то вспоминал, как им вместе было хорошо в гостинице у реки, там в Поселении. Воспоминания эти появлялись вместе с болью в пальцах. После удара в лоб они даже вылетали из суставов. А Со ему каждый раз говорила:

      – Лоб – самая твердая часть тела.

      Я это поняла еще в уличных боях в Хермании.

      – В царстве Цербста?

      – Да, где-то там, я уж и не помню. Мне так кажется, что я здесь среди интеллектуалов всю жизнь и жила.

      – Я думал, наоборот, там, в Хермании, больше грамотных.

      – Нет! Что ты. Там мало любви. Больше просто тупой секс. А здесь прежде чем трахнутся хотят поговорить о возможностях астролябии. В том, смысле, что можно, мол, трахаться, не глядя на часы. По углу подъема звезды над горизонтом можно его определить. Один час равен пятнадцати градусам.

      – А там по часам?

      – Большей частью. Только если какой-нибудь Галилей, Коперник, Кеплер или Ньютон могут додуматься определять продолжительность и качество секса по звездам.

      – У нас здесь есть люди, которые определяют время начала секса по появлению некоторых овощей.

      – Например?

      – Например, когда появляются первые маленькие огурчики, такие пушистые и колюченькие, муж говорит жене:

      – Мне некогда. – И идет на грядку.

      – Зачем?

      – Выпить, закусить. Закусить вот этим первым огурчиком.

      – И только