Катаев: «Погоня за вечной весной». Сергей Шаргунов

быстро наступали. 3 февраля была взята морская крепость Очаков. В Одессе начались большевистские восстания. 4 февраля генерал Шиллинг объявил эвакуацию, которая проходила суматошно, под обстрелом, во время боев в городе. Существенное участие в эвакуации принял британский флот. Уплыть смогла лишь меньшая часть из желавших. Были захвачены в плен три белых генерала, около двухсот офицеров и три тысячи солдат (в том числе в госпиталях полторы тысячи больных и раненых).

      Тем же 1920 годом датировано стихотворение «Эвакуация»:

      В порту дымят военные суда.

      На пристани и бестолочь, и стоны.

      Скрипят, дрожа, товарные вагоны,

      И мечутся бесцельно катера.

      Как в страшный день последнего суда,

      Смешалось все: товар непогруженный,

      Французский плащ, полковничьи погоны,

      Британский френч – все бросилось сюда.

      А между тем уж пулемет устало

      Из чердаков рабочего квартала

      Стучит, стучит, неотвратим и груб.

      Трехцветный флаг толпою сбит с вокзала

      И брошен в снег, где остывает труп

      Расстрелянного ночью генерала.

      «Почему мы поверили в добровольцев? – мучилась в дневниках Муромцева, вместе с Буниным отчалившая на французском корабле. – Пережили самое тяжелое утро в жизни… Это ужасная минута – бегут обреченные люди, молят о месте и им отказывают… Что же это такое? Неужели власти не знали, что развязка так близко? Или это измена? Разговоров, мнений, утверждений не оберешься. Одно ясно, что многие попали в ловушку».

      Точно так же, как и Катаев, в начале 1920-го заболев тифом, не смог уйти с Добровольческой армией из Владикавказа военврач Михаил Булгаков.

      В 1960 году Катаев с женой Эстер побывал у Муромцевой в Париже.

      «– Боже мой, боже мой! – воскликнула Вера Николаевна, сплетая и расплетая свои старческие пальцы. – Ведь мы, Валя, виделись с вами последний раз сорок лет назад. Сорок лет! Мы даже не успели проститься.

      – Я лежал в сыпняке.

      – Мы это знали. Иван Алексеевич даже порывался поехать к вам в госпиталь… Но ведь вы знаете Ивана Алексеевича… его боязнь заразиться… Он был уверен, что вы не выживете, а я верила… И молилась за вас, и верила… А потом еще сколько раз…»

      Бунин действительно очень боялся тифа – на корабле он, тревожась, что жена в общем помещении может подхватить вшей, настоял, чтобы она теснилась с ним на одной полке.

      Возможно, с приходом красных отец и брат забрали Валентина из госпиталя домой.

      Однажды расстрелянный

      Переболев тифом, человек еще полгода приходит в себя.

      Катаев поправился к середине февраля.

      Его взяли в конце марта.

      За что? Если почитать в одесских «Известиях» списки расстрелянных, то сама принадлежность к офицерству (не только белому, но и дореволюционному) могла стоить жизни. Так что у ЧК были все основания его убить.

      Вместе с ним арестовали едва выпустившегося гимназиста Женю – вероятно, просто как брата. Жене было почти восемнадцать.