Катаев: «Погоня за вечной весной». Сергей Шаргунов

навсегда запомнил этот драп.

      «Обезумевшие люди бросились бежать. По густой желтой полосе зари как в агонии скакали всадники, падали стрелки, мелькали руки и ноги. Вся эта бегущая в одном направлении неорганизованная, страшная черная масса, сливающаяся с наступающей ночью, была незабываема».

      Вероятно, этот же бег он описал в рассказе 1921 года «Прапорщик», правда, поменяв белых и красных ролями:

      «Храброго офицера, видевшего смерть не один раз в глаза, охватил непонятный и неодолимый ужас. Бежать, бежать как можно скорей куда-нибудь подальше от боя. И он побежал. Позади гремели разрывы и кричали поезда…»

      В том же июне Катаев уже в Полтаве, о чем написано в его очерке «Короленко» (1922): «Наше положение было ужасным».

      Любопытна финальная часть очерка. Короленко спросил:

      «– Вы кого любите из современных писателей?

      – Белого, Бунина».

      Здесь напрашивается убрать запятую – и оставить просто:

      – Белого Бунина.

      «– Учитесь у Бунина, он хороший писатель.

      Это была моя последняя встреча с Короленко».

      Полтава возникла и в катаевском стихотворении того же времени. В Полтаву он наведывался несколько раз, здесь жила воспитавшая его тетя Лиля. Вскоре город взяли белые.

      В книге «Отец» 1928 года издания финальная, позднее вымаранная главка «Записок о гражданской войне» отдана Троцкому. Из-за малодоступности этого текста приведем его почти целиком.

      «В половине шестого утра стало известно, что в шесть через станцию пройдет поезд Троцкого». Занятно, что той же строкой начиналось гораздо более позднее его стихотворение «Соловьи» (1945):

      В половине шестого утра

      Разбудили меня соловьи:

      – Полно спать! Подымайся! Пора!

      Ты забыл, что рожден для любви.

      Ты забыл, что над зыбкой твоей

      Мир казался прекрасным, как рай,

      А тебе говорили: «Убей!

      Не люби! Ненавидь! Презирай!»

      А заканчивал он так:

      Я проснулся и тихо лежал,

      На ладони щеку положив.

      И как долго, как страшно я спал,

      И как странно, что я еще жив.

      Итак, в половине шестого утра Катаев узнал о прибытии Троцкого в поезде. «Ровно в шесть он пришел и остановился. Те, которые об этом знали, собрались на платформе у бронзового вагона. Троцкий ехал останавливать отступление. Человек двадцать железнодорожников и военкомов смотрели в занавешенные окна салона. В дверях вагона стояли часовые. Через минуту собравшихся провели в вагон.

      Троцкий сидел перед столиком. Его взъерошенные вперед волосы с боков были с сильной проседью. Он встал и обернулся лицом. Стекла пенсне блеснули, и острые винтики зрачков остановились на вошедших. Стенографистка вышла из купе.

      Троцкий был одет в летнюю, топорщащуюся защитную солдатскую форму и подпоясан ременным кушаком. Его лицо было нехорошего цвета. Вероятно, он не спал несколько ночей.

      Он отрывисто поздоровался с пришедшими и заговорил. Он сказал