Катаев: «Погоня за вечной весной». Сергей Шаргунов

обществе, сокращенно называвшемся Литературкой: «Он был наиболее непримирим… Вскакивал с места и сердито стучал палкой об пол».

      (О том же вспоминал Олеша: «На собрании артистов, писателей, поэтов он стучал на нас, молодых, палкой и уж, безусловно, казался злым стариком».)

      Вот в катаевской подаче – бунинская сторона, резко отрицавшая большевизм: «Наиболее консервативная часть ставила вопрос о самом факте признания Советской власти. Для них вопрос “признавать или не признавать” был вопросом первостепенной важности. Они даже не подозревали, что власть совершенно не нуждается в их признании».

      А вот как писал о том же уже сам Бунин в очерке «Волошин»: «Поднимается дикий крик и свист: буйно начинает скандалить орава молодых поэтов, занявших всю заднюю часть эстрады: “Долой! К черту старых, обветшалых писак! Клянемся умереть за Советскую власть!” Особенно бесчинствуют Катаев, Багрицкий, Олеша. Затем вся орава “в знак протеста” покидает зал. Волошин бежит за ними – “они нас не понимают, надо объясниться!”».

      Катаев признавал, что Бунина «могли без всяких разговоров расстрелять и наверное бы расстреляли, если бы не его старинный друг, одесский художник Нилус», который через Луначарского выбил писателю «охранную грамоту».

      Катаев был у Буниных в особняке на Княжеской улице, когда к ним заявился отряд вооруженных матросов и солдат особого отдела, вынужденных уйти ни с чем. Судя по всему, это произошло 8 мая – в этот день Вера Николаевна переживала из-за красноармейцев, которые нагрянули с проверкой: нет ли лишних матрасов. И в этот же день Бунин сообщал о посетившем его Катаеве.

      Если Катаев, не имевший никакой «охранной грамоты», и впрямь, как он пишет, то и дело наведывался в красной Одессе к Буниным, несомненно, он рисковал. «Я продолжал его страстно любить».

      В том же мае 1919 года он сделал учителю подарок:

      Ивану Бунину при посылке ему увеличительного стекла

      Примите от меня, учитель,

      Сие волшебное стекло,

      Дабы, сведя в свою обитель

      Животворящее тепло,

      Наперекор судьбе упрямой

      Минуя «спичечный вопрос»,

      От солнца б зажигали прямо

      Табак душистых папирос.

      В дни революций, и тревоги,

      И уравнения в правах

      Одни языческие боги

      Еще царили в небесах.

      Но вот, благодаренье небу,

      Настала очередь богам.

      Довольно мы служили Фебу,

      Пускай же Феб послужит нам.

      (Здесь очевидная игра смыслов: Феб, прозвище Аполлона, – это бог поэзии и света.)

      Бунин сердится

      Бунин был сердит на Катаева. И может быть, в тот майский день устроил ученику заготовленную взбучку.

      В дневнике Галины Кузнецовой Иван Алексеевич вспоминал ученика: «Потом, когда он стал большевиком, я ему такие вещи говорил, что он раз сказал: “Я только от вас могу выслушивать подобные вещи”».

      Недовольство