Ричард Длинные Руки – барон. Гай Юлий Орловский

медленно растягивается в цепь, чтобы не глотать пыль.

      – Нам до песен далеко, но попробуем через этот лес. Кстати, дорогой Мемель, если Черви не выходят за пределы своей пустоши, то как некто подчинил, разъезжал и стал императором?

      Сэр Смит объяснил со знанием:

      – Так то дикие не покидают!.. Как и табуны не покидают своих долин. А вот наши кони уже сколько королевств увидели?

      Глава 8

      Ехали половину ночи, наконец впереди в лунном свете заблестели крыши крохотного городка. Воспрянув духом, усталые по самое не могу, под утро добрались до гостиницы, но когда въехали во двор, я увидел у коновязи красавца жеребца под богатой рыцарской попоной. Конь оставался нерасседланным, это значило, что всадник не останется на ночлег. К моему удивлению, никто не выбежал принять коней, наконец на крыльце появился заспанный хозяин, лицо виноватое, но, когда заговорил, голос звучал твердо:

      – Сожалею, ваша милость, но вы не можете остановиться в моей гостинице.

      – Что случилось? – спросил я, в груди противно заныло. – Нет мест? Так мы неприхотливые…

      Он покачал головой.

      – Нам передали, что вы лишены гостеприимства нашего королевства.

      Брат Кадфаэль покорно вздохнул, сэр Смит выругался. Я подумал, достал золотую монету.

      – Тогда наполни наши мешки едой, а фляги вином. И мы отбудем немедля.

      Он развел руками.

      – Ваша милость, никто в королевстве Эбберт не даст вам даже кружки воды! А вы говорите про еду.

      Сэр Смит вскипел:

      – Ты что говоришь, смерд? Ты думаешь, что говоришь? Если хотим ночлег, то мы его получим. Если хотим еду – то мы ее добудем!

      Хозяин смолчал, отступил в сторону. Из темного прохода вышел рыцарь в дорогих доспехах. Забрало поднято, я узнал одного из оставшихся сыновей короля Хайбиндера: высокий, статный, но с перекошенным злобой лицом, брови сдвинуты на переносице, челюсти сжаты.

      – Вы так думаете? – процедил он сквозь зубы. – Что ж, попробуйте!

      Он взглянул через наши головы, я оглянулся, с той стороны ворот подъезжали остальные рыцари короля. Я сдержал гнев, жестом остановил сэра Смита и сказал смиренно, даже очень смиренно:

      – Мы уйдем. Уйдем в ночь, усталые и голодные. И пусть все видят, что мы уходим в ночь усталые и голодные. Люди, которым отказано в куске хлеба и охапке соломы под голову. И пусть Господь это тоже видит… и рассудит нас!

      Я повернул коня. Эбергард смотрел озадаченно, даже свирепая гримаса уступила место озабоченности, уж слишком смиренный вид я напустил на себя, а ведь должен был, по идее, хорохориться, пыжиться, сыпать угрозами и отступить в самый последний момент.

      Похоже, оба графа и рыцари не могли понять, почему я вдруг ответил так униженно, почему поджал хвост и удалился, даже не пытаясь сохранить рыцарское достоинство.

      – Пусть Господь нас рассудит! – повторил я громко. – Запомните, пусть Господь рассудит… и накажет виновного!

      Мы выехали со двора, провожаемые взглядами не только рыцарей, что расступились,