Ричард Длинные Руки – барон. Гай Юлий Орловский

крикнул я громовым голосом, сам не ожидал от себя такого рева. – Я же говорил, что Господь покарает?.. Он и покарал руками своего верного паладина!

      Всего трое сумели поймать коней и поспешно вскакивали в седла. Без всякой жалости я всадил всем троим стрелы в щели между кирасой и шлемом. Кто охотится на измученных людей целой толпой, кто отказывает им в куске хлеба и глотке воды, тот не попадает ни под какие конвенции.

      По вечерней дороге со стороны юга пыль столбом, я всмотрелся: из желтого облака вылетели на взмыленных и храпящих от изнеможения животных сэр Смит, граф Эбергард и граф Мемель, а за ними остальные рыцари.

      Все уже с обнаженными мечами, готовые рубить и крушить, упиться яростной схваткой… Я с удовольствием смотрел с высоты, как они остолбенело уставились на грандиозное побоище. Часть коней уже успокоились и бродят между павших, другие испуганно бегают кругами, ржут, напуганные свежей кровью, в то же время страшатся далеко уйти от людей.

      Я спустился со скалы, помахал всем.

      – Вот и хорошо, что вернулись. А то я здесь в одиночестве молился, молился… Все о высоком, о благе человечества! О духовном. Сэр Смит, выберите себе лучшего коня, эти не так заморились… и брату Кадфаэлю тоже. Граф Эбергард, прошу прощения за резкие слова. Они были вызваны предельной усталостью, но все равно мне прощения нет, я надеюсь только на ваше великодушие.

      Граф с трудом оторвал потрясенный взор от двух с половиной десятков сраженных людей. Многих просто смяло, как могучим прессом, трое-четверо еще живы, стонут и пытаются выбраться из-под мертвых тел в тяжелых доспехах.

      – Как вы их… Ах да, какое там прощение! Это вы, сэр Ричард, простите великодушно меня за непонимание! Я уж никак не мог подумать, что у вас такие молитвы!

      – Вот и отлично, – сказал я с облегчением. – Значит, забыто, хорошо?.. Эй, сэр Смит! Вы что задумали?

      Сэр Смит с мстительным выражением на лице вытащил мизерикордию и соскочил с коня.

      – Я христианин, – ответил он со злой усмешкой, – а прекращать страдания – по-христиански.

      Я остановил его жестом.

      – Боюсь, сэр Смит… на это Господь не даст благословения.

      Брат Кадфаэль спросил с укором:

      – А на убийство двадцати знатнейших христианских рыцарей он благословил?

      Я ответил дипломатично:

      – Брат Кадфаэль, в тот момент, когда они гнали нас, как стадо волков беззащитных овец Христовых, они не были христианами. Еще меньше были ими, когда лезли на эту скалу, оскверняя уста хулой на Господа нашего. Потому Господь и подвигнул меня их наказать… сам Господь ведь даже Содом и Гоморру сжег к такой матери! Но вот теперь мы со всем христианским смирением должны простить их… и ехать дальше.

      Сэр Смит стоял в нерешительности с мизерикордией в руке, потом ухмыльнулся и сунул ее в ножны.

      – Вы правы, сэр Ричард! Пусть помучаются перед смертью. А если кто выживет, останется уродом на всю жизнь. Будет живым напоминанием простому народу, что Господь, как вы верно по-паладиньи сказали, долго