Хрустальный ангел. Катажина Грохоля

хлопнув дверями, не подождав ответа.

      Она стала невыносима, ее терзал стресс, исключающий любые конструктивные действия.

      Сара получила бюллетень от психиатра и стала принимать маленькие таблетки, после которых мир не казался ей рухнувшим и академический отпуск стал единственным утешением в это время.

      Мать и отец ходили на цыпочках вокруг нее, им казалось, что от любой мелочи она могла рассыпаться на миллион кусочков. Они были поражены еще сильней, узнав, что это Конрад вызвал «Скорую».

      А Сара была сама не своя. Она чувствовала себя хуже всех женщин на белом свете. Она была разорвана на клочки, как старая фланелевая тряпка, потому что, к сожалению, могла часами вспоминать все радостные минуты, проведенные с Конрадом, его жизнерадостность, его нежность, первый поцелуй и тот первый раз, который, к сожалению, не был таким, как в книжках, ей было больно, а Конрад был на небесах от того, что она еще девственница. Она краснела при мысли, чем они занимались и как это было приятно, и раздражалась на свое бесстыдство, на то, что она его желала, и он об этом знал, что было достаточно понимающего взгляда, и они уже приземлялись в постели, и ей было все равно, ночь это или день, или рассвет, она отдалась ему всем телом и душой, и все это как бы должно было длиться вечно, и даже, о ужас, когда Гражинка спросила, какой Конрад любовник, она ответила ей, краснея:

      – Необыкновенный, верь мне, необыкновенный.

      Теперь она не могла себе этого простить.

      Идена заскакивала к ней каждый день, они закрывались в комнате и разговаривали часами.

      Когда в минуту слабости она доверилась в таком разговоре Идене, та только подняла брови.

      – Ничего удивительного, что эта девка должна была сама проверить, она никогда тебе не доверяла.

      И тогда впервые после долгого времени Сара рассмеялась.

      – Будет жить! – заявила Идена и поцеловала Коротыша в нос.

      Сара понемногу возвращалась к жизни.

      – Знаешь что, поезжай-ка в деревню, посмотришь на все это издалека, институт не убежит, – сказала мама.

      И в конце мая Сара поехала к бабушке.

* * *

      – Я говорила всегда, – ворчала бабушка, – что мужик, как пес, где попало спит, где попало справляет нужду, что попало ест. Но если пес сам себя вылизывает…

      – Ну, бабушка! – возмутилась Сара, храня в памяти образ чудесного дедушки и прекрасное их с бабушкой супружество. – А дедушка?

      – Дедушку в это не мешай. – Бабушка поднялась с кресла, потянулась к буфету, в котором за хрустальным резным стеклом стояли графины с наливками собственного производства, и достала посудину. – Я говорю о мужчинах, не о твоем дедушке! – Она плеснула в две рюмки наливку из айвы, крепкую и ароматную, и первый раз в жизни угостила свою двадцатидвухлетнюю внучку алкоголем.

      – Детка, ты совершенно не понимаешь мир, совершенно. Женщина, если расстается с мужчиной, должна это сделать как настоящая дама. Тогда он задумается, а был ли он любим вообще, и единственная вещь, которая его тронет, это воображение о себе, которое ты подрываешь.

      – Никогда,