Записки русского, или Поклонение Будде. Валерий Заморин

же – нищета населения. Россия, самая прекрасная страна на свете, изуродована, обесчещена, а ее талантливейший народ обречен на вырождение.

      – Есть порода людей, для которых поиски истины, – сказал Куприян, – дороже всех материальных благ. Мы ведь тоже мучительно пытаемся осмыслить нашу действительность.

      – А мне кажется, что все человечество обречено веки вечные обретаться, образно выражаясь, в огромной запыленной стеклянной банке, – Надежда бросила на мужа недовольный взгляд. У Николая тут же исчезла с губ ироничная улыбка. – С глубокой древности ученые мужи, исследуя пылинку за пылинкой, делают открытия, приближаясь, как им кажется, к некой универсальной истине; но нам, бедным, никогда не вырваться за невидимые стенки этой банки. А там, вероятно, существует нечто такое, о чем мы никогда не узнаем, перед чем бессильны наши разум, фантазия, интуиция.

      – Ошибаешься, Надежда. Думается мне, однажды я побывал за стенками, как ты выражаешься, «банки», – задумчиво произнес Филипп. – Давно это было… Сидел я в лаборатории за письменным столом, бездумно уставившись в окно на белощекую синицу, примостившуюся на бетонной стене, покрытой красновато-коричневой керамзитовой крошкой, как вдруг со страшным хлопком, как будто раздался пушечный выстрел, лопнуло колесо у проезжавшего грузовика; синица испуганно вспорхнула, а я, вздрогнув от неожиданности, испытал на миг нечто странное, какое-то молниеносное озарение, увидел воочию Запредельное Единое… по-другому не смогу сказать, слов нет описать Это.

      «Быть может, Филипп, ты увидел то, – подумал я, – о чем говорил Будда: “О монахи, есть нечто нерожденное, безначальное, несотворенное и необусловленное”».

      – Кто-то сказал: первое, что умирает в человеке, – это желание сняться с места, – сменил тему разговора Лев. – Скажите, друзья, когда мы в последний раз вставали на лыжи? Лет пятнадцать назад?

      – Если не больше! – сказал Филипп.

      – Может, отправимся завтра на лыжную прогулку в лес? – Лев обвел нас вопросительным взглядом. Мы согласились.

      Воскресенье. Мороз около пятнадцати. Густая бирюза на восточном склоне неба плавно переходит в яркую, будто лакированную, лазурь; на фоне небесной лазури красуется прекрасный золотой диск солнца, под его лучами блестит и искрится ослепительно белый снег; под снегом крыши деревеньки на холме, под толстым снежным одеялом, убаюкав свою бесчисленную живность, уснула до весны мать-земля.

      Легко скользят лыжи. Снег поскрипывает под ними.

      – После бесснежного Петербурга наша уральская зима – волшебная сказка! Ах, красота! Красота! – подняв лыжные палки и потрясая ими, восторженно воскликнул Филипп. – Лева, земной поклон тебе за то, что вытащил нас сюда!

      – Поклоны можно отменить, – засмеялся Лев. – Давайте лучше до самой весны приезжать сюда по выходным.

      – Согласны, Левушка! Никто не посмеет отказаться! Хватит киснуть в городских квартирах! – воодушевилась Надежда. – Даже не верится, что