О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007. Наталья Казьмина

Потом этот странный варварский танец жениха в маске – монгол какой-то, Стивен Кинг, да и только. Его окунание в воду (опять Някрошюс), это омовение, непонятно – разве что для звука. Потом звук воды меняется, когда в ней устраивают постирушку духи.

      Если у Белого поначалу акцентируются союзы, то у него же потом – буква «р». Нестыковка: начинают играть за 4-й стеной, а потом кое-что произносят, глядя зрителю прямо в глаза. Меньшиков появляется прямо из «Кухни» (пьеса М. Курочкина, постановка О. Меньшикова, реж. Дубовская) словно в том же костюме падшего романтического героя: длиннополое черное пальто, шелковая черная рубашка, отрешенный, горящий в пустоту взгляд.

      Говоря о красоте Тамары, смотрит мимо, слова цедит бесстрастно. Подчеркивая свою надмирность, способность лишь «сны золотые навевать». К сожалению, мотив все тот же: я презирал и ненавидел этот мир, теперь и этих чувств не осталось. Он соблазняет Тамару не из любви к красоте, не из жалости к небесному созданию, обреченному на земле страданию, а тоже из-за гордыни: я возьму тебя с собой, я возвышу тебя до себя, я дам тебе милость. Обольщая, приносит с собой детское пианино, тренькает на нем, «Без руля и без ветрил» поет, как колыбельную – хорошая идея: ведь не Шаляпин же. Голоса нет, поет не совсем правильно, фальцетом, срываясь и хрипя. Читает Лермонтова стандартно хорошо – примерно так же, как читал Грибоедова, хотя ведь разница должна быть? Мелкий дух. Наверное, режиссер пошел у него на поводу.

      В итоге: если это борьба демона и ангела за женскую душу – то у Серебренникова мало веры и романтизма, чтобы сделать ее не просто красивой, а убедительной. А если это борьба двух мужчин, белого и черного рыцаря (Белый в «роли» ангела является в белоснежном френче с белыми эполетами, в белых сапогах и с белым ранцем за плечами, наполненным белыми перчатками, завязанными в форме цветов, они же изображают крылья), за женскую любовь, то оба, к сожалению, как-то нечувственны и бесполы, дистилированны.

      Н. Швец сама играет за двоих. В ней есть и трепет, и смутное ожидание любви, и жажда греха, когда она слышит голос Демона, ее осязание пространства с завязанными глазами очень эротично и волнующе.

      Очень много суеты на сцене, слишком много физических действий – знак того, что они не выстроены (либо вдоль логики смысла, либо в самостоятельный эстетический ряд) и выглядят, как неумелая импровизация. Обряжание жениха, потом невесты, потом соломенной вдовы длинны, суетливы. Они гасят, «сажают» ритм спектакля. Выглядит это как результат незнания ремесла, недостаток профессионального воспитания.

      Дуют все поочередно на перышко, оно парит в воздухе – где-то я это недавно видела. Тамара в середине монолога вдруг резко окунает голову в воду и отбрасывает за спину длинные волосы, так что брызги вокруг головы дугой – Някрошюс.

      Меньшиков опять играет тоску одиночества, презрение неравному себе миру, в порыве уговоров Тамары надевает сначала на себя, потом на нее терновый венец. На его словах «И входит