Тени. Книга 2. Что, если у каждого есть второй шанс?. Валя Шопорова

воду. Это было всего лишь красивым жестом, идеальным прощанием.

      Девушка вздохнула, потёрла озябшую ладонь и открыла бутылку, прикладываясь к ней, опустошая залпом на четверть. Ей хотелось напиться как можно быстрее, ощутить этот приятный «огонь» в своих замёрзших венах. Ром не заставил себя ждать…

      Через минут десять Хенси уже прилично захмелела, она улыбалась, глядя в ночное небо, где ещё не было видно света рассвета, но он уже ощущался.

      «Новый день, – думала она, впиваясь взглядом в низкие тучи. – Вот-вот настанет новый день, что ж, пора…».

      Развернув свёрток, девушка достала оттуда урну с прахом – с прахом единственного друга и, пожалуй, единственного человека, который её на самом деле понимал.

      «Но не срослось», – подумала она, ставя сосуд на широкие перила.

      – Поверь, – тихо сказала она, – так будет лучше, – девушка вновь устремила свой взгляд в небо, щурясь, сжимая механическими пальцами горло бутылки. – Я спасла тебя, спасла от самого себя, – продолжала она странный диалог с тем, кто её уже никогда не услышит. – Если бы меня кто-то так спас, я была бы благодарна…

      Она сделала долгую паузу, думая о чём-то своём, поднося бутылку к губам и делая большой, особенно горький и жгучий глоток, жмурясь.

      – Но меня не спасли, – грустно констатировала она. – Даже я сама не смогла себя спасти. Поверь мне, Себастьян, я тоже хотела уйти, но старушка-смерть не хочет меня, не хочет, вот и всё! – она развела руками и пьяно рассмеялась.

      Это выглядело ненормально и жутко, здоровый человек не мог так смеяться, не мог обладать таким взглядом, но Хенси и не претендовала на звание «здоровой», она просто была собой… Той собой, которой её сделала когда-то, растоптав на пустыре между гаражами, бросив гнить в мягких стенах психиатрической больницы, вынудив на убийство, во имя защиты своей уже несуществующей чести, отняв у неё последнюю надежду на счастье, когда она в него почти поверила…

      – Просто, Себастьян, – продолжила Хенси. – Жизнь – это дерьмо, дерьмо и боль. Как-то так получается, что, если ты сам всё не испортишь, кто-то непременно тебе поможет. Может быть, ты имеешь право злиться на меня за то, что я отняла у тебя то, что ты называл жизнью. Имеешь право, – Хенси хмыкнула и сделала глоток. – Но, прошу, не снись мне. В призраков я не верю, а «духов памяти» мне и без тебя хватает…

      Вновь воцарилась тишина, молчание. Спустя, наверное, минут пять, Хенси вновь заговорила, поднимая бутылку, как для тоста:

      – Что ж, Себастьян, дорогой мой мальчик, выпьем же за твой покой, ты его заслужил!

      Слишком широко, для подобной ситуации, улыбнувшись, девушка отпила рома, сделала слишком большой глоток, от которого горло начало щипать, и поднесла бутыль к урне.

      – За тебя! За нас! За то, чтобы хоть кто-то обрёл этот пресловутый покой…

      Она чокнулась с урной, не рассчитывая силу. Сосуд задрожал, «затанцевал»