Божественный глагол (Пушкин, Блок, Ахматова). Виктор Есипов

и Николай I», опубликованной в 1928 году в парижском журнале «Звено».

      Дело в том, что летом 1835 года Николай I, перед отъездом на встречу с королем Пруссии Фридрихом-Вильгельмом, оставил «на всякий случай» завещание наследнику престола. Как установил Бицилли, завещание это «почти всецело совпадает с последним монологом Бориса Годунова»[137]. Мы же ограничимся лишь двумя следующими примерами.

      «Борис Годунов»:

      Будь милостив, доступен к иноземцам,

      Доверчиво их службу принимай.

      Со строгостью храни устав церковный…

(VII, 90; курсив Бицилли. – В. Е.);

      Завещание Николая I:

      «Будь милостив и доступен ко всем несчастным. Соблюдай строго все, что нашей церковью предписывается…» (курсив Бицилли. – В. Б.)[138].

      «Борис Годунов»:

      О милый сын, ты входишь в те лета,

      Когда нам кровь волнует женский лик.

      Храни, храни святую чистоту

      Невинности и гордую стыдливость…

(VII, 90; курсив Бицилли. – В. Е.);

      Завещание Николая I:

      «Ты молод, неопытен и в тех летах, в которых страсти развиваются, но помни всегда, что ты должен быть примером благочестия, и веди себя так, чтобы мог служить живым образцом…» (курсив Бицилли. – В. E.)[139].

      Сопоставив тексты, Бицилли отметил следующее: «Влияние образца сказалось в Завещании не только на выборе предметов, насчет которых даются наставления, но и на способах выражения. Николай I знал, как видно, монолог наизусть – нельзя же предположить, что он заглядывал в “Бориса Годунова”, когда писал свое “наставление”» [140].

      При этом Бицилли сослался на приведенный нами текст «Записок», дав им следующую весьма неоднозначную оценку:

      «Знаю, что это – очень мутный источник; однако в основе “Записок” лежали все-таки подлинные записи А. О. Смирновой, и в этих последних не все – вымысел. Места, где никакой тенденциозности, никакой “нарочитости” нельзя заметить, могут быть признаны заслуживающими не меньшего доверия, нежели любые другие записи такого же рода»[141].

      А вот другой пример, реакция Александры Осиповны на прочитанное Пушкиным новое сочинение: «Потом он прочел мне под строгим секретом очень оригинальную вещь: “Летопись села Горюхина”. Это Россия! Я сказала ему: “Цензура не пропустит этого. Она угадает”» (С. 56–57).

      Такое восприятие повести не могло быть заимствовано из литературного источника, так как стало утверждаться в пушкинистике лишь в XX веке, то есть намного позже выхода «Записок»[142].

      В другой записи рассказывается о встрече Пушкина с сестрой Батюшкова:

      «Пушкин встретил у меня Жюли (Батюшкову, тоже фрейлину. – В. Е.), и когда она уехала, разговор зашел об ее брате и об его стихотворениях. Пушкин находит их очень музыкальными, почти столь же музыкальными, как стихи Жуковского. Он продекламировал мне стихотворение, конец которого ему особенно нравится.

      Он

137

Бицилли 77. М. Пушкин и Николай I // Московский пушкинист. Вып. III. М., 1996. С. 315.

138

Там же. С. 316.

139

Бицилли П. М. Пушкин и Николай I. С. 316.

140

Там же. С. 319.

141

Там же.

142

См., наир.: Томашевский Б. В. Пушкин и народность // Литературный критик. М., 1940. Кн. 5/6; Кожевников В. А. «История села Горюхина» – история России. М., 1989. № 6.