«Слово – чистое веселье…»: Сборник статей в честь А. Б. Пеньковского. Сборник статей

сонно розовеют латы.

      И с тихим свистом сквозь туман

      Глядится Змей, копытом сжатый.

      Сойдут глухие вечера,

      Змей расклубится над домами.

      В руке протянутой Петра

      Запляшет факельное пламя.

      Стихотворение Блока «Песнь Ада» (1909), написанное дантовскими терцинами, начинается с перехода не только временной, но и пространственной границы: именно с завершением дня начинается спуск в инфернальное пространство:

      День догорел на сфере той земли,

      Где я искал путей и дней короче.

      Там сумерки лиловые легли.

      Меня там нет. Тропой подземной ночи

      Схожу, скользя, уступом скользких скал.

      Знакомый Ад глядит в пустые очи.

      Фиксация обратного перехода пространственно-временной границы – от ночи к рассвету, утру, от разгула демонических сил к их временному успокоению – чаще всего совпадает с финалом, как в стихотворении К. Д. Бальмонта «После бала» (курсив мой. – ДМ):

      Да, полночь отошла с своею пышной свитой

      Проникновеннейших мгновений и часов,

      От люстры здесь и там упал хрусталь разбитый,

      И гул извне вставал враждебных голосов.

      Измяты, желтизной подернулися лица,

      Крылом изломанным дрожали веера,

      В сердцах у всех была дочитана страница,

      И новый в окнах свет шептал: «Пора! Пора!»

      И вдруг все замерли, вот, скорбно доцветают,

      Стараяся продлить молчаньем забытье: —

      Так утром демоны колдуний покидают,

      Сознавши горькое бессилие свое.

      Сходным образом выстроен финал в стихотворении В. Я. Брюсова «В ресторане» (1905):

      Ты вновь со мной! ты – та же! та же!

      Дай повторять слова любви…

      Хохочут дьяволы на страже,

      И алебарды их – в крови.

      Звени огнем, – стакан к стакану!

      Смотри из пытки на меня! —

      Плывет, плывет по ресторану

      Синь воскресающего дня.

      В лирике Андрея Белого этот мотив может завершать стихотворение, как в стихотворении «Пир» (1905):

      Суровым отблеском покрыв,

      Печалью мертвенной и блеклой

      На лицах гаснущих застыв,

      Влилось сквозь матовые стекла —

      Рассвета мертвое пятно.

      День мертвенно глядел и робко.

      И гуще пенилось вино,

      И щелкало взлетевшей пробкой.

      Но текст может и начинаться с мотива рассвета, как в стихотворении «Меланхолия» (1904), и тогда тема ночного разгула демонических сил вводится в текст как воспоминание:

      Пустеет к утру ресторан.

      Атласами своими феи

      Шушукают. Ревет орган.

      Тарелками гремят лакеи —

      Меж кабинетами. Как тень,

      Брожу в дымнотекугцей сети.

      Уж скоро золотистый день

      Ударится об окна эти,

      Пересечет перстами гарь,

      На зеркале блеснет алмазом…

      Такое соединение демонических локусов с чередованием дня и ночи имеет