Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза. Сергей Минутин

была упоительной своим беззаконием, но это шло не от нас. Мы-то как раз законопослушны. А если законов нет, то все повторяется: и заморозки, и оттепели, все четыре времени года. Вы, молодой человек, поймите главное: русский человек приспособился раз и навсегда, он запил, он перестал бороться за себя, держать удар, ему легче не связываться, чем бороться. Это величайшая мудрость, она на порядок выше любого самого сильного практического учения нашей жизни об успехе, удаче, деньгах. Запил – то он не от своей тусклой жизни, а от какого-то внутреннего понимания чего-то неведомого другим народам, давая выход своему куражу. Понимание это можно сформулировать двумя словами: «Быть или иметь». Русский человек хочет, прежде всего, быть. Но на трезвую голову быть и не иметь очень тяжело. А «иметь» не дает именно это «быть», это та самая загадочная русская душа. А те из вас, кто хочет и «быть», и «иметь», уподобляются Римским Цезарям вроде Нерона, Калигулы, они издеваются над своим народом, как только могут, экспериментируют над его терпением, но, главное, что этот кураж живет в каждом из вас. Русский может справиться и с огнем, и с водой, его могут сгубить только медные трубы. Это хорошо известно, и этим умело пользуются, вы же знаете: «Всю власть народу».

      Даурия. В памяти Сергея сохранились обрывочные воспоминания о дедушке Косте, и том, что рассказывала ему о нём мама. То он на спор коня в избу завел, а там так развернул, что выйти он не смог. Пришлось разобрать одну из стен избы, и это зимой, в Сибири. То он собрал все продукты, какие были дома, и отнес их другу. Друг его только что освободился из нашего лагеря, где сидел за то, что, будучи сильно пьяным, не смог выговорить слово «вождь», и получилось так, что Сталин – вошь, а собутыльник решил возвыситься и «стукнул» на него в НКВД. Загремел бедолага на десять лет. А у него была семья в десять человек, о которых дед и стал заботиться как о своих. После отсидки он приехал к семье. Дед сказал, хотя у самого было семеро: «Мы не пропадем, а ему сейчас все сначала начинать надо, да и показать надо, что хозяин домой вернулся».

      При всех достоинствах и недостатках для него главным, действительно, было Быть, а не Иметь. Но это наше внутреннее чувство перерастает в гамлетовское «Быть или не быть», и не справляясь с Быть, мы начинаем пить. Но свою власть он любил не меньше, чем народную справедливость, вот только всю жизнь направлял ее на детей и бабушку, а если бы ему досталась в управление страна, то кто его знает, что бы из этого вышло. Однажды в день похорон своего друга дед подошел к гробу и запел:

      С вином мы родились,

      С вином мы помрем,

      С вином похоронят

      И с пьяным попом…

      Народ зашипел, и только вдова сказала: «Пусть поет, у них такой уговор был: кто останется, тому и допивать, допевать». Это были сильные мужики. Да мы никогда слабыми и не были. Даурия! Дружба! Войсковое товарищество!

      А попутчик продолжал: «По Даурии ходит поезд с одноименным названием. Сколько я не колесил