Деревенская трагедия. Маргарет Вудс

сельской тишины, которая сильно поразила и привела в смущение маленькую урожденку Лондона, экипаж, наконец, остановился под тенью вязов, и Анна Понтин вышла из него. В честь её прибытия дядя остановился у садовой калитки, вместо того, чтобы въехать во двор фермы; оттуда вышел к ним молодой парень, не по годам физически развившийся, с тупыми и некрасивыми чертами лица, и увел лошадь с экипажем. Мистер Понтин своим обычным серьезным и строгим голосом задал молодому парню несколько вопросов и можно было заметить, что он уже наперед был недоволен в ожидании медленных и невнятных ответов. Между тем, со ступенек креста, не торопясь, сошел мальчик, по-видимому, идиот, с большою головой, бессмысленно вглядываясь и мыча на новоприезжую.

      – Еще не попадался мне такой глупый парень, как этот Джес, – пробормотал про себя фермер, бросая возжи своему работнику, и, показывая Анне дорогу, направился вперед по тропинке, выстланной плитняком и ведущей в дому. Дверь была отперта и они вошли в дом.

      – Тетушка! эй, тетушка! Где же это вы запропастились? – начал он громко звать.

      – Вот тебе и на! – отвечало что-то невидимое, очевидно, более удивленным, чем довольным голосом, – да неужели вы успели уже вернуться, мистер Понтин? А я только что вымыла чайную посуду и раньше ужина ни в каком случае не думала видеть вас!

      – Трудно с поездами-то наперед угадать, – как бы извиняясь, отвечал мистер Понтин. – Назад мы ехали гораздо скорее, чем туда.

      Тем временем они вошли в невысокую комнату с кирпичным полом и с совершенно заросшим зеленью окном. По трем стенам комнаты тянулись полки, на которых стояли миски с молоком и сливками, тарелки с маслом и с разложенными в маленькия кучки яйцами всевозможных оттенков, начиная с прозрачной жемчужной белизны вплоть до красновато-коричневых.

      Мистрис Понтин, как всегда, в пятницу вечером считала яйца и складывала их в корзину для отправки на рынок. Она была женщина невысокого роста, весьма обширных размеров, с длинными руками и круглым красным лицом. На ней было темнокрасное ситцевое платье и старая черная соломенная шляпка с темнокрасною лентой.

      – Вот Анна, – сказал Джемс, положив руку на плечо девушки.

      Мистрис Понтин подошла, обтирая свои толстые мокрые пальцы о передник, и пристально посмотрела на Анну.

      – Мы рады тебе, моя милая, – сказала она. – Я надеюсь, что ты добром заплатишь людям, которые готовы отнестись к тебе хорошо. Здесь не жалеют, правда, труда, но за то и кормят хорошо. Мы все должны работать, чтобы жить, и могу сказать тебе наперед, что и я себя не жалею в этом отношении. Право, не знаю, что бы дядюшка делал без меня.

      Затем она снова пристально взглянула на Анну. Селину она видела только раз в жизни и, по-видимому, её ожидания не сбылись относительно её дочери: она ожидала худшего в некотором отношении, но в другом, может быть, и лучшего. Анна, в её представлении, должна была непременно носить на шее медальон, шияпу