.

синеют сливы,

      Усыпительно жужжанье мух,

      Мы в траве уселись, молчаливы,

      Мама Lichtenstein читает вслух.

      В пятнах губы, фартучек и платье,

      Сливу руки нехотя берут.

      Ярким золотом горит распятье

      Там, внизу, где склон дороги крут.

      Ульрих – мой герой, а Георг – Асин,

      Каждый доблестью пленить сумел:

      Герцог Ульрих так светло-несчастен,

      Рыцарь Георг так влюбленно-смел!

      Словно песня – милый голос мамы,

      Волшебство творят ее уста.

      Ввысь уходят ели, стройно-прямы,

      Там, на солнце, нежен лик Христа…

      Мы лежим, от счастья молчаливы,

      Замирает сладко детский дух.

      Мы в траве, вокруг синеют сливы,

      Мама Lichtenstein читает вслух.

      Наши царства

      Владенья наши царственно-богаты,

      Их красоты не рассказать стиху:

      В них ручейки, деревья, поле, скаты

      И вишни прошлогодние во мху.

      Мы обе – феи, добрые соседки,

      Владенья наши делит темный лес.

      Лежим в траве и смотрим, как сквозь ветки

      Белеет облачко в выси небес.

      Мы обе – феи, но большие (странно!)

      Двух диких девочек лишь видят в нас.

      Что ясно нам – для них совсем туманно:

      Как и на все – на фею нужен глаз!

      Нам хорошо. Пока еще в постели

      Все старшие, и воздух летний свеж,

      Бежим к себе. Деревья нам качели.

      Беги, танцуй, сражайся, палки режь!..

      Но день прошел, и снова феи – дети,

      Которых ждут и шаг которых тих…

      Ах, этот мир и счастье быть на свете

      Еще невзрослый передаст ли стих?

      Отъезд

      Повсюду листья желтые, вода

      Прозрачно-синяя. Повсюду осень, осень!

      Мы уезжаем. Боже, как всегда

      Отъезд сердцам желанен и несносен!

      Чуть вдалеке раздастся стук колес, —

      Четыре вздрогнут детские фигуры.

      Глаза Марилэ не глядят от слез,

      Вздыхает Карл, как заговорщик, хмурый.

      Мы к маме жмемся: «Ну зачем отъезд?

      Здесь хорошо!» – «Ах, дети, вздохи лишни».

      Прощайте, луг и придорожный крест,

      Дорога в Хорбен… Вы, прощайте, вишни,

      Что рвали мы в саду, и сеновал,

      Где мы, от всех укрывшись, их съедали…

      (Какой-то крик… Кто звал? Никто не звал!)

      И вы, Шварцвальда золотые дали!

      Марилэ пишет мне стишок в альбом,

      Глаза в слезах, а буквы кривы-кривы!

      Хлопочет мама; в платье голубом

      Мелькает Ася с Карлом там, у ивы.

      О, на крыльце последний шепот наш!

      О, этот плач о промелькнувшем лете!

      Какой-то шум. Приехал экипаж.

      – «Скорей, скорей! Мы опоздаем, дети!»

      – «Марилэ, друг, пиши мне!» Ах, не то!

      Не это я сказать хочу! Но что же?

      – «Надень берет!» – «Не раскрывай пальто!»

      – «Садитесь, ну?» и папин голос строже.

      Букет сует нам Асин кавалер,

      Сует