Бульварное чтиво. Повести и рассказы. Александр Казимиров

с гордой осанкой и высоко поднятой головой, он напоминал петуха, знающего о своем превосходстве над бестолковыми курами. Сухов не блистал эрудицией, но это нисколько не удручало его. Романы он заводил с барышнями недалекими и с легкостью выдавал себя за интеллигента. Почесывая висок, Сухов пускался в рассуждения о смысле жизни или, в зависимости от обстановки, о ее бессмыслии. С умными женщинами Федя не ладил – он их презирал!

      Ироничный, равнодушный к чужим проблемам, он ни с кем не дружил, но и не враждовал. С женщинами был нежен до тех пор, пока те не начинали намекать на брак. При слове «брак» у Сухова развивалось безразличие к объекту обожания и полное угасание чувств. Он начинал избегать встреч и без сожаления рвал отношения. Сухов не понимал, как можно любить даму, которая чего-то требует. По натуре он был однолюб – любил только себя и никого другого.

      Крупногабаритная бабочка выпорхнула из ресторана с такой легкостью, будто в ней не было шести пудов.

      – Вы шампанское забыли! – Она протянула Феде «авоську».

      На лодочной станции было безлюдно. Федя помог даме сойти с мостка в лодку. Осторожно слез сам, взялся за весла. Ветерок играл с распущенными волосами официантки, набирался наглости и задирал подол платья. Клава конфузливо опускала глаза, Сухов сопел громче обычного и греб к середине водоема. Отплыв от берега подальше, он извлек из кармана пиджака два стакана. Пробка с глухим хлопком вырвалась из бутылки и улетела к облакам, из горлышка хлынул поток пены.

      – За знакомство! – брызнул елеем Сухов. – Федор!

      – Клава! – Женщина протянула пухленькую ручку и взяла рабоче-крестьянский фужер. – А вы кем работаете?

      – Я… Я… – Сухов запнулся, но быстро сориентировался. – Сейчас я в отпуске, а по профессии археолог. Со школы, знаете ли, тянуло к… – Порыв ветра украл последние слова.

      Федя лукавил. Хоть он и рылся в земле, но исключительно на городском кладбище.

      – Ой, как интересно!

      Рыбина предалась сладким грезам: «Наконец подвернулся не тракторист, не пьяный черноморский оборотень, а человек с благородной профессией! По заграницам, небось, разъезжает!» – улыбаясь своему счастью, она предложила выпить еще.

      Клава уже не смущалась, когда воздушный проказник на пару с Фединым взглядом ныряли к ней под юбку, бессовестно ощупывали колени и бедра. Вино подарило раскованность в движениях и мыслях. Хотелось взмыть к облакам и порхать, порхать, порхать… В состоянии небывалой эйфории Рыбина вскинула руки.

      – Хорошо-то как, Господи! – Клавина душа ликовала.

      «Сейчас будет лучше некуда!» – Федя поднялся и перешагнул лавочку, отделяющую его от обольстительницы. Лодка вероломно качнулась. Небо перевернулось в глазах гробокопателя-романтика; пронзительный визг и прохладная вода сбили любовный пыл. Клава вцепилась в Сухова обеими руками и тянула на дно.

      Федя выскользнул из пиджака