Война, любовь и психология. Лев Горфункель

утверждая, что в Абхазии «все любят деньги и все торгуют», а посетитель утверждал, что «деньги любят все, и не только в Абхазии, но и в Москве тоже и вообще везде, и тоже все торгуют». Такой, в общем, безобидный, на современный взгляд, разговор. Вскоре отца вызвали в какой-то местный партийный орган, где ему объяснили, что он, оказывается, «великодержавный шовинист», и стали обещать написать в университет. Судя по тому, как быстро узнали, студентом какого вуза он является, можно легко догадаться, кем был его собеседник в питомнике. Назревал скандал, который запросто мог закончиться отчислением. Мама просила отца принести извинения и стараться как-то загладить все это, но отец извинений приносить не собирался, говоря «пусть лучше отчисляют». Неизвестно, как бы сложилась его судьба в случае отчисления. Но мама сдаваться не собиралась, понимая, какое важное место в жизни отца занимает учеба и наука. Она продолжала его уговаривать, плакала и пускала в ход все другие средства воздействия на влюбленного и любимого. И отец сдался, принеся свою принципиальность в жертву любви. Представляю, как нелегко ему это далось.

СекретарюАбхазского обкома ВКП (б)

                                      Объяснение.

      19 августа 1947 г. между мной и одним из экскурсантов, сидевшим перед входом в питомник обезьян, произошел следующий разговор. Начало разговору, к которому я сначала не прислушивался, было положено Жилиной и Карима, работницами питомника. Они вели разговор о каких-то деньгах, и кто-то из них сказал, что здесь любят деньги. Экскурсант, сидевший рядом со мной, заметил, что именно, я уже не помню, но смысл был тот, что такие слова неправильные. Тогда я сказал этому экскурсанту, что в Абхазии все любят деньги, что здесь все торгуют. Экскурсант мне ответил, что любят деньги не только здесь, а и в Москве, и в Ленинграде и что торгуют не только здесь, что Москва – сплошной базар. Я очень горячо и грубо возразил ему, что Москва не базар; я сказал ему, что Сухуми – сплошной базар, где каждый торгует. И дальше я добавил, что если и торгуют в Москве, то от бедности, а здесь – из-за богатства, т. к. все имеют свои огороды и сады. На это экскурсант мне возразил, что и москвичи имеют тоже свои огороды. Я ответил ему, что москвичи могут собрать со своих огородов только то, что им самим хватит на зиму. В это время Жилина повела экскурсию в питомник, и экскурсант, с которым мы спорили, направляясь вслед за экскурсией, сказал мне: «Не бойтесь, я никуда не пойду наговаривать на вас». Я ответил ему, что я нисколько не боюсь, т. к. наговаривать на меня не из-за чего. Весь разговор проходил очень горячо, мы часто перебивали один другого, не слушая иногда то, что мы друг другу говорим

      Я, как комсомолец, чрезвычайно жалею об этом глупом разговоре, многие слова которого были произнесены необдуманно, в горячке спора. Я прошу партийную организацию простить мне эту глупость, которой со мной никогда раньше не было и которой больше не будет.

П. Горфункель.