Название | Война, любовь и психология |
---|---|
Автор произведения | Лев Горфункель |
Жанр | Дом и Семья: прочее |
Серия | |
Издательство | Дом и Семья: прочее |
Год выпуска | 0 |
isbn | 9785448533952 |
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Эта книга написана исключительно благодаря моей маме – Анне Михайловне Горфункель. Она сохранила и перебрала множество документов и писем, написала много воспоминаний и, главное, вдохновила меня – своим примером (она написала замечательную книгу о своей сестре), своим доверием и, конечно, своей любовью к отцу. Если бы не мама, я, вообще, вряд ли бы начал эту книгу. И никогда бы не узнал, насколько это занятие может быть интересным и эмоционально содержательным. Я многое понял о жизни своего отца, и мне многое стало понятно о самом себе. А главное – пока я писал эту книгу, я совершенно отчетливо почувствовал ту тональность, в которой надо строить отношения со своими детьми, чтобы сохранить их способность быть счастливыми. Так что маме огромное спасибо.
Мне помогли многие люди, поделившиеся своими воспоминаниями о моем отце, все они упомянуты в книге, и я всем им очень благодарен.
Отдельно хочу сказать спасибо моей жене Ирине и моему старшему сыну Максиму за полезные советы и проявленное внимание.
У меня плохая память. Просто ужасная. Она помнит множество вещей, запоминать которые совершенно ни к чему, и при этом не может воспроизвести мне меня самого (не говоря уже о других людях) в сколь-нибудь последовательном промежутке времени. Недавно у нас была встреча одноклассников. Все вспоминали какие-то события, происшествия, рассказывали, кто каким был в школе. Я ничего не помню. Так, какие-то отрывочные события, какие-то картинки – не более. И так лет до тридцати. Примерно с этого возраста, мне кажется, я помню себя более-менее отчетливо, и то, как показывает практика, это мне только кажется. Мама говорит, что это такой вид памяти и что с возрастом я буду вспоминать все больше и больше. Возможно. Но она это мне говорила, когда мне было тридцать, сейчас мне уже за пятьдесят, а до сих пор ничего не изменилось, если не считать еще нескольких забытых лет.
Мой отец умер двадцать девять лет назад, мне было двадцать три. Он умер от инфаркта ночью в своей комнате. У него был рак легких, и это уже был приговор, но сердце не выдержало раньше. Я помню мамин стон, когда она утром нашла его, лежащего в своей комнате на полу. Помню, как вызывал скорую, чтобы как-то помогли маме, и даже не мог сказать слово «умер». Помню, как потом я пошел в университет, где отец работал, чтобы сообщить преподавателям его кафедры. Помню, что вызвал Сергея Леонидовича и в коридоре сказал ему, и он пошел сказать всем, и через минуту уже выбежала их лаборантка Ольга – она была вся в слезах. И потом я помню – все плакали. Все эти дни, когда были приготовления к похоронам, прощание, похороны… Очень много людей, и все плакали… А я почему-то нет. Я помню, что я не плакал. Не знаю почему. Сейчас я, совершенно взрослый мужик, по прошествии стольких лет набираю эти строки и натурально реву – слезы как будто накопились с тех пор.
Отца своего я помню так же, как и себя самого: отрывками, картинками… Почему-то запомнилось, что, когда мы брались делать что-то вместе (ну, например, какой-нибудь шкафчик на кухне или верстак на нашем садовом участке), дело заканчивалось ссорой. Это, наверное, было соперничество за «кто прав», возможно, в молодости это кажется принципиальным. Сейчас-то я понимаю, какая это глупость вообще, а уж в отношении близких – тем более. А тогда, видимо, это казалось таким важным… Причем я не помню самих событий этих ссор, у меня просто остались воспоминания, что они были. Впрочем, один случай помню. Мы с отцом собирались сделать что-то типа серванта, и предусматривалось стекло, которое должно было скользить в пазах, как тогда это делалось. Стекло было решено купить на рынке и там же попросить отрезать по размеру. А вот как сделать кромки стекла гладкими, нецарапающимися? И тут отец говорит, что надо купить серную кислоту и ей обработать края стекла. На мой вопрос он пояснил, что серная кислота растворит поверхность стекла и загладит шероховатости. Я попробовал себе это представить и сказал, что это вряд ли. Отец продолжал меня убеждать, что это так, что серная кислота очень сильная. Вскоре мы перешли на повышенные тона. И тут я достал козырного туза, сообщив папе тоном человека, уставшего от глупого спора по пустякам и вынужденного объяснять очевидные вещи, что если бы серная кислота разъедала стекло, то ее не наливали бы в стеклянную тару. Противник был сражен наповал. Наверное, в моей жизни были и еще какие-нибудь такие же никчемные победы – не помню. Но эту помню точно. И до сих пор жалею об этом.
Но это редкий случай из нашей жизни, который я помню. В основном не помню ничего. И странное дело: несмотря на это, я почему-то уверен, что запросто могу ответить на вопрос, каким был мой отец. Он был сильный, он был строгий, умный, веселый, жизнерадостный, у него было отличное чувство юмора и огромная сила воли. Он был смелый – не боялся ничего и никого. Вообще, он был таким, что все, кто имел хоть какое-то к нему отношение, гордились этим. Он любил людей. Всегда был внимателен к ним, и особенно – к слабым. Потому что им нужна помощь. И еще он уважал себя. И поэтому ему никогда не надо было скрывать, какой он есть, никогда не надо было казаться каким-то другим, он всегда был собой. И он по-настоящему любил жизнь. А как было ему ее не любить,