Не стреляйте в белых лебедей (сборник). Борис Васильев

– непривычно тихая, с застывшей улыбкой:

      – Дом пять. С палисадничком.

      – Угу, – кивнул Сергей, отдавая чалку.

      – Обманываешь, поди? – тихо спросила она.

      – Ровно в восемь, как договорились. До встречи, курносая! – Прыгнул на катер, не оглядываясь, прошел в рубку. – Дура стопроцентная.

      Иван молчал. Он отводил катер кормой и сквозь стекло рубки видел толстуху. Она стояла у борта, держась за леер, и глядела им вслед.

      – Веди, – сказал Иван, отходя от штурвала. – К диспетчерской.

      Сергей посмотрел на него, усмехнулся:

      – Мне еще противнее, капитан. А что сделаешь? Жизнь такая, что только поворачивайся побойчей, а то затолкают.

      У диспетчерской их ждала высокая худая женщина в белом платочке, повязанном вровень с бровями. Она выхватила у Сергея канат, неумело зачалила, приговаривая:

      – Да сама я, сама… Не беспокойтесь.

      – Паша?.. – Иван торопливо прохромал к носу. – Ну, давай шагай на катер. Как Федор?

      – Да все так же, Иван Трофимыч, все так же. Кланяться вам велел, благодарил. И я вам благодарная, Иван Трофимыч, так я вам благодарная…

      Она тихо заплакала, утирая слезы концом платка.

      – Будет тебе, Паша, – сказал Иван. – Садись вот сюда.

      – А Федя лежит, – совсем тихо сказала Паша. – Не шевелится, тихо лежит, спокойно…

      – Да… – Иван вздохнул, присел рядом, вытянув хромую ногу. – Была в кадрах?

      – Была, Иван Трофимыч. Оформили меня. Вот. – Паша достала новенькую трудовую книжку. – Я ведь работать пришла, Иван Трофимыч. Я за Федю моего.

      – Домой ступай, – сказал Иван.

      – Да как же, Иван Трофимыч? Ведь матросом я к вам. Пятьдесят рублей положили мне…

      – Двадцатого приходи. Получка у нас двадцатого и пятого каждого месяца.

      – Вы позволите, Иван Трофимыч, хоть постираю с вас. Рубашечки, может, бельишко. И товарища вашего.

      – Не надо, Паша, спасибо. Ступай домой. Вовке скажи, что жду его к семи, как условились.

      Потом их срочно отрядили тянуть плот – «воз», как это именовалось здесь. Многотонная громадина длиною в четверть километра медленно ползла сзади, катерок, задыхаясь, волок ее, дрожа корпусом и глубоко осев кормой. Трос звенел, как струна.

      – Сдадим и пообедаем, – сказал Иван. – Пора уж.

      Он сидел перед рубкой рядом с бригадиром плотовщиков – рослым, угрюмым мужиком, ехавшим на буксир оформлять акт о сдаче плота. Бригадир всю дорогу радовался, что работа идет без перебоев, и этот плот – уже сверхплановый.

      – Премию дадут, Трофимыч. Рубликов, думаю, полтораста. Может, сена раздобуду: лето уже за половину зашло…

      Навстречу шел «Быстрый» – катер сплавконторы. Сергей дал отмашку по борту, но «Быстрый» с ходу подошел почти вплотную.

      – В два митинг!.. – прокричал в рупор капитан. – У конторы! Понял, Трофимыч?

      – Понял, Антон Сергеич! – крикнул Иван, и катер ловко отвалил в сторону.

      – Точно, говорили насчет собрания, – подтвердил бригадир. – Ну, Трофимыч, кажись, с тебя причитается…

      Сдав плот, они ходко пошли к конторе. Причал был весь забит катерами,