Высшая школа имени Пятницы, 13. Чувство ежа. Татьяна Богатырева

боя – больше нельзя, медведь заломает.

      Этих двух секунд Дон не осознавал, тело все сделало само. Как Сенсей учил: видеть цель, не думать о препятствиях, слушаться инстинктов. Победить.

      Дон и не думал. Ни о чем. Даже видел и осознавал как-то обрывками.

      Вот – Поц, у него вывихнуто плечо, ссадина во всю щеку, хриплое согласие, твой класс, пидор гребаный.

      Вот – он сам, с победной улыбкой оглядывает класс: приветствуйте вашего «короля-солнце»!

      Адреналин из ушей, руки не попадают в рукава рубашки.

      И снова Поц, баюкает руку, которую уже вправил ему Ришелье… когда только успел?

      Гул крови стихает, тело перестает быть невесомым, а реальность – дискретной.

      Поц матерится сквозь зубы. Не успокоился. Злится и мечтает о реванше.

      Зря не сломал быдлу руку его же, быдла, безопасности ради.

      Не будет спокойного года. Ничего еще не закончилось. Но это – потом, завтра. А сейчас…

      – Что встали? – Дон обнимает за плечи Ришелье, мудрый кардинал не будет спрашивать, почему у его короля руки дрожат. – В классе пополнение, жара, мороженое растает! Кто со мной?

      Все с «королем-солнцем», победителем чудовища, кроме самого Поца, братцев-сантехников и Арийца. Даже Витек, умница, подгреб к Ришелье, глядит в глаза и что-то такое умное спрашивает про приемы. Голливуд, елки. И павлин, то есть теперь – Киллер, отстал, идет к Димону…

      Хруст, вопль, тихий ледяной голос Киллера. Что-то о нечестной игре.

      Да что с вами делать, благородные сеньоры, мать же вашу! На секунду расслабиться нельзя!

      Оторвавшись от надежного плеча Армана дю Плесси, Дон в три шага оказался рядом с Киллером, отпихнул от него Поца – в больное плечо, ясен пень, вежливо он не понимает, и уже приготовился ломать-таки ему руку…

      Но Поц, против ожидания, на него не бросился, а уставился куда-то в сторону с неописуемо-растерянным выражением морды. Эта растерянность была такой неуместной и искренней, что Дон тоже обернулся – и встретился взглядом с товарищем Твердохлебовым.

      Вот же леший! Не примерещился!

      Физрук глядел безо всякого выражения, как медведь, и привычно ковырялся в зубах щепочкой. Увидев, что внимание подопечных на нем, тихо бросил:

      – Шпильман, Селиванов. – И сделал скупой жест в сторону школы, а Киллера окинул долгим внимательным взглядом.

      Под этим взглядом даже Дону стало неуютно и остро захотелось спрятаться. Но вместо того он прямо посмотрел физруку в глаза, мол, я знаю, что сделал, и если надо – отвечу. Я, а не мои ребята.

      Физрук выплюнул щепку и, развернувшись на пятках, неспешно пошел в сторону школы, уверенный, что его поцаны следуют за ним.

      А Дон обнял Киллера за плечи и повел прочь. Позади сквозь зубы матерились Поц и Димон, не понимая своего счастья: все живы, никто не загремел ни в больницу, ни в тюрягу. Подумаешь, вывихнутое плечо, сломанный палец и разборки с Твердохлебовым! Фиалки!

      Нелирическое отступление номер раз

      Болело плечо.

      Но и хрен бы с ним, с плечом, терпеть боль Миша умел. Дома учил брат, в школе – Твердохлебов.

      Хуже,