Скиталец. Хромой Бог. Василий Баранов

буду. Алесей то же неходячий был. А теперь шустро бегает. – Он руками чуть отстранил от себя мать, пусть увидит, он стоит на ногах. – Видишь, видишь, мама. У меня все хорошо.

      – Вы не плачьте. Здесь хорошо лечат. – Говорил Алесей. Глядя на этих двоих. Алексею самому отчего-то хотелось плакать. Мать, сколько в этом слове.

      – Ой. Вижу. Только успокоиться не могу. Мы с отцом извелись. Нам сказали, без ног ты останешься. – Мария Николаевна пыталась унять слезы.

      – На поправку я мама. Все обошлось.

      – Слава богу. Чего это я? Я гостинцев привезла. Все свое.

      Она вновь бросилась к своим сумкам, начала вытаскивать гостинцы.

      – Поедите маленько. Все польза будет. Здесь, наверно, одной кашей кормят. – Кто позаботится о ребенке, кроме матери. Никому не нужно чужое дитя.

      – Нет. Кормят не плохо. Но по домашнему я соскучился. И Алексей не откажется.

      – Вот, вот. Все из дома. Сальцо. Как ты любишь, подкопчённое. – Она суетилась, никак не могла прийти в себя от радости.

      – А как, как лечили-то? – Спохватилась Мария Николаевна.

      – Нормально. Ромка пришел и вылечил. – Такое простое объяснение.

      – Ромка?

      – Ну. Да. Потыкал так, этак. Мне ноги потер. Лехе по хребту двинул. Все и прошло. – Сейчас все было в прошлом и выглядело даже забавным.

      – Ты чего его Ромкой называешь. Надо Роман доктора звать. – Что ж у нее сын такой нескладный. Как можно так говорить о докторе.

      – Не доктор он. Просто мужик хороший. Санитаром работает. – Толик рассмеялся.

      – Так простой санитар? – Мать не могла понять, как может санитар вылечить. Если врач не смог. Их же тому обучают.

      – Да. Врачи отказались от нас. А Роман пришел, все в одночасье сделал.

      – Отблагодарить надо. По-людски. Чего-то дать. Заплатить. Сейчас даром никто. Хоть гостинцев, денежек дать. – Весь ее жизненный опыт говорил об этом. Сухая ложка рот дерет.

      – Мама, успокойся.

      – Как успокойся. Надо найти его. В ножки поклонится. А вы кушайте, кушайте. Я сбегаю, отыщу его.

      Она нагребла в одну сумку «гостинцев», вышла в коридор.

      Ромка сидел, развалившись на стуле, и глядел на цветочек. Сосредотачивался.

      – Хорошо. Совсем не плохо, смотрится. Уют и шарм.

      Вошел Павел Павлович.

      – Что, Рома? – Главврач печально качал головой.

      – Что, Павел Павлович? – Опять ему достанется.

      – Опять твои проделки. С прежним не успели развязаться. Что творишь? – Павел Павлович подсел к столу.

      – Что случилось? – Роман понимал, о чем идет речь. Но желания признаваться в содеянном у него не было.

      – Сам не знаешь. Опять прикидываешься. – Павел Павлович не знал, хвалит ему Ромку или ругать. – Я про Марию спрашиваю.

      – Она сама просила. – Объяснение глупое, но другого не было.

      – Сейчас вся больница стоит на ушах. О твоих делах и в других отделениях наслышаны. До главного