Спроси у Ясеня. Ант Скаландис

случаях вызывай. Долгий завтрак и всякие утренние нежности экстренным случаем считать запрещаю. Опоздание без уважительной причины будет строго наказано. Все. Конец связи.

      – И вот с такими людьми приходится работать, – сообщил я, повернувшись к Татьяне.

      Она сидела какая-то совершенно потерянная и невидящими глазами смотрела в одну точку.

      – Кто он? – спросила она.

      – А вот этого тебе лучше не знать, – подыскал я эффектный ответ на ее незамысловатый вопрос. – И вообще, Танюшка, лучше уходи, честное слово, не ввязывайся ты в это дело, не надо. Они еще не знают тебя. Ты сейчас оденешься, поймаешь машину и уедешь отсюда навсегда. А если все будет хорошо (а все еще будет хорошо, Танюшка) я тебе обязательно позвоню. Договорились?

      Она молча помотала головой.

      – Уходи, – сказал я и выдал последний аргумент: – Ты можешь погибнуть.

      – Наплевать. Я не брошу тебя. Я не могу тебя бросить.

      – Что за детский сад, дурашка? Тебе же тридцать лет. У тебя дети есть?

      – Неважно.

      – Неважно? А что же тогда важно? Ты понимаешь, что мне нельзя помочь? Ты мне не сможешь помочь! Понимаешь?!

      – Смогу, – оборвала она меня с такой уверенностью, что я вздрогнул. – Одевайся скорее, чудик. Мы же опоздаем.

      Мы. Она сказала "мы". Она уже все решила для себя. И было бесполезно уговаривать ее, что-то объяснять, рассказывать чистую правду или наоборот красочно врать, придумывая киношные ужасы про ожидающуюся бандитскую разборку. Она сказала очень просто: мы опоздаем. И это подействовало. Я хлебнул из бутылки еще капельку и чисто ради выпендрежа надел давеча обнаруженные вместе с полотенцем новые трусы.

      – Люблю после ночи любви надевать свежее белье, – прокомментировал я этот свой поступок.

      – Можешь и джинсы новые напялить, – буркнула Татьяна.

      – А что, есть? – удивился я.

      – Валялись тут где-то… Да вот же они!

      Я натянул новые "левиса" аккурат по мне и растерянно спросил:

      – А мои-то где штаны?

      – Не знаю, – зевнула Татьяна и невинно предположила: – Может, сгорели вчера в костре?

      – Здорово мы, стало быть, нахрюкались, – ответил я.

      В итоге не удалось найти ни одного предмета из моей вчерашней одежды. Но эта странность не показалась мне самой важной, тем более, что пистолет, нож и "набрюшник" с деньгами и документами были на месте. Некогда было думать обо всякой ерунде. И особенно некогда стало, после того, как роясь в багажнике в поисках новых носок и кроссовок, кои там, конечно же, нашлись, я снова наткнулся на давешний зловещий сверток. Внутренний голос подсказал мне: разверни. Это был все-таки "калашников". Укороченный десантный вариант. И к нему два запасных рожка. Я поднял все это хозяйство и переложил на сидение справа от водительского. Татьяна подошла, посмотрела, задумчиво провела тонкими пальчиками по стволу и спросила:

      – Этот тоже газовый?

      Вот это девчонка! Я обнял ее, прижал к себе на мгновение и прошептал:

      – Пять баллов, как говорил один мой старый знакомый. Или у вас принято шесть? Но все равно я сдаюсь. Едем вместе.

      А