Страж южного рубежа. Александр Забусов

Бой шел и в стороне сбившихся в кучу лошадей. Из кишки лесной дороги выход был только один – выжить.

      Андрей внезапно почувствовал перемены в себе. Произошло то, во что бы он никогда не поверил. Внезапно увеличился его темп восприятия боя. Нападавшие действовали так, словно барахтались в киселе, движения их замедлились, и Андрей, обходя их замахи и попытки ударов, на невероятно большой скорости скользил между ними, срубая конечности и головы, будто манекенам. Он отбросил щит, в левую руку схватил нож, стал полосовать им по шеям и лицам нападавших. Вокруг него сразу прибавилось пространства, живых не осталось. Пошел вдоль телег, оставляя за собой трупы. Ему казалось, что он не торопится, нападающие же воспринимали все иначе. Видели, как страшный верзила, закованный в доспех, весь покрытый сгустками крови, очень быстро уничтожает ватажников. Гвалт всюду стоял неимоверный.

      Оставшиеся в живых тати бросились в лес. Андрей догнал еще двоих, срубил им головы.

      – Все… все, сотник, отбились, – услышал он голос кого-то из своих, проникающий в уши тихо, будто через ватные тампоны.

      Голова не болела, но кровь, пульсирующая, по организму, прогонялась по венам с усиленным в несколько раз давлением. Хмыкнув, пришел к выводу, что и скорость в схватке с татями усилилась вместе со скоростью крови. Организм подстроился под нужные на тот момент реалии.

      Андрей развернулся к повозкам. У крайней телеги стояли Акун и Боривой, жадно хватая ртом воздух, в разорванной одежде, в крови своей и чужой. На повозке лежал лучник с раскроенным черепом. Еще один из соплеменников сидел на земле, привалившись к колесу, опустив буйную голову свою на грудь.

      «Судя по всему „двухсотый“», – подумал Андрей.

      – Боривой, посмотри, пойди, кто еще выжил из наших, а ты, Акун, собирай трофеи.

      Андрей пошел вперед к поваленному стволу дерева. Нужно было глянуть, что можно сделать, чтобы освободить дорогу. Проходя мимо одной из телег, заметил, как Акун, идя с другой стороны каравана телег, по-деловому, без спешки ножом добивает выживших налетчиков. На лице Акуна не было выражения злобы, «ничего личного», как бы говорила его физиономия. Для человека двадцать первого века это было ужасно.

      Андрей уселся возле поваленного ствола, туда же подошли и все выжившие.

      – Докладывай, Боря.

      – Да что тут говорить. Добро цело, лошади тоже. Вот только потеряли мы Истра, Люта, Сфирка и Вышату. Судислав ранен, не довезем до знахарки – кончится. Ну, а порезы да синяки у всех, куда ж без них.

      – Блин. Хорошо за хлебушком сходили.

      – Что говоришь, сотник?

      – Да, это я себе.

      Все уже давно привыкли, что сотник употреблял непонятные никому выражения, но мирились с этим.

      Передохнув, без эмоций, загрузили тела погибших своих в телегу. Всех татей снесли в лес недалеко от дороги, побросав их друг на друга, предварительно обыскав, не найдя, по большому счету, ничего ценного. Трофейное