Боги ушли, твари остались. Михаил Рогожин

после ожидаемой победы над Германией. Францу нравилась Швейцария. Он даже приобрел себе небольшое шале в горах возле тихого городка Давос. Оставалось только умудриться ускользнуть от всевидящего ока НКВД и при этом не попасть в не менее кровожадные лапы гестапо…

      Да, уж от таких мыслей не заснешь. Он допил остатки обстлера и позавидовал Аделии. Она, сбросив покрывало, лежала в постели в одной ночной рубашке и тихо стонала во сне. Ей снились танцы. Танцы в деревянном бараке Белморлага. Если бы не они и не Лида Померанец, Аделия умерла бы еще в первую зиму своего срока.

      Их привезли на первые заморозки. Сто женщин. Молчаливых, с затравленно-осунувшимися лицами. Загнали всех в один барак без окон и наглухо закрыли на засов двери-ворота. Барак погрузился в темноту. Никакой мебели не было, даже нары отсутствовали. Нужно было либо стоять, либо ложиться прямо на дощатый пол. Поначалу никто не предполагал, что их заточили надолго. Потом пополз слух о готовящейся дезинфекции. Начался глухой ропот. Наиболее активные женщины стали колотить в дверь и кричать, чтобы их выпустили справить нужду. Но снаружи никак не отреагировали. Только нестройный глухой лай сторожевых собак подтвердил, что их неусыпно охраняют. С каждой минутой обстановка становилась всё более истеричной. Даже те, кто мучился длительными запорами, почувствовали острую необходимость освободиться. И тут возникло стихийное движение. Несколько женщин голыми руками принялись отрывать доски от пола в углу барака, где когда-то стояла печка. Очень быстро этот угол превратился в смердящий нужник.

      От зловонья Аделия едва не потеряла сознание. Опустилась на холодный пол и решила, что лучше умрёт, чем последует примеру товарок.

      Их выпустили только утром. Причём тут же, не дав отдышаться, заставили с тряпками и вёдрами отдраивать загаженное помещение. Аделия инстинктивно постаралась отойти подальше от входа в барак. Завернула за угол и столкнулась с женщиной в коротком полушубке. Её ярко-рыжие волосы тяжелыми локонами лежали на плечах. Пушистые ресницы обрамляли огромные, слегка навыкате глаза болотного цвета. Её можно было бы назвать красавицей, если бы не большой пористый нос, который, впрочем, уравновешивался крупными выпяченными губами растянутого рта. Её внешность своей свежестью настолько контрастировала с серыми страдальческими лицами этапированных, что Аделия невольно залюбовалась ею.

      – Жива? – подбодрила рыжая, оставшись довольная произведенным впечатлением.

      – Пока… – пролепетала Аделия. Ей вдруг показалось, что эта женщина – начальник лагеря, и от этого затряслись поджилки.

      Почувствовав её испуг, женщина рассмеялась громким раскованным смехом, обнажив здоровые белые зубы.

      – Какая ты пуганая! Но не боись, я тоже зэчка. Лида Померанец, – и протянула руку.

      – Аделия… – всё еще ошарашенно представилась она, едва коснувшись её теплой мягкой ладони.

      О?! Играй, Адель,

      Не знай