Боги ушли, твари остались. Михаил Рогожин

сомнения по поводу Аделии у Альфреда исчезли. Он понял, что перед ним именно она. Но сумел сдержать эмоции.

      – Очень рад – Альфред фон Трабен.

      – О, какая фамилия? Ваш род – гордость немецкой нации, – тут же польстил Франц.

      – Да-да – согласился Альфред. У него в голове не укладывалось, как могла замученная в Сибири возлюбленная появиться в берлинской опере. Да еще с австрийским мужем. Привычка держать себя в руках и в этом случае не подвела Альфреда, но нервное напряжение спровоцировало приступ хронической боли, которая стальным обручем принялась стягивать затылок. Альфред мгновенно побледнел, и его галантная улыбка искривилась страданием. Франц заметил это и поспешил ему на помощь.

      – Мы остановились в «Адлоне». Давайте как-нибудь пообедаем вместе и продолжим столь необычное знакомство.

      – Надеюсь, получится, – пробормотал Альфред, – еще раз извините… – И, щелкнув каблуками сапог, поспешил затеряться в толпе.

      – Эка, его перекосило, – заметил Франц.

      – Увезите меня отсюда, – с мольбой прошептала Аделия.

      Глава четвертая

      Аделия бессильно опустилась в большое кресло, обитое коричневым плюшем. Франц, несмотря на духоту, поторопился задернуть единственное окно в номере тяжелыми парчовыми шторами. Выключил люстру. Номер погрузился в полумрак, уютно освещаемый лишь золотистым шаром торшера.

      – Это ужасно, – произнесла она по-русски, и сама испугалась вырвавшихся слов.

      Франц резко закрыл ей рот ладонью. Сколько раз предупреждал – ни слова по-русски! Он был уверен, что каждый номер в отеле прослушивается. Возможно, не все двадцать четыре часа, но тем не менее осторожность не помешает. Лучше пусть плачет. К этому он и сам уже привык. Сегодняшний вечер особенный, поэтому ждать от Аделии благоразумия не приходилось. Самое правильное не вступать с ней в разговор.

      Он подошел к шифоньеру, открыл дверцу и с бельевой полки достал бутылку обстлера. Прятал он её там по причине сухого закона. Отвинтил пробку и прямо из горлышка принялся пить мелкими глотками. Как ни старался приучить себя к этому грушевому пойлу, организм отказывался адаптироваться и отзывался противной отрыжкой. Но другие крепкие напитки стоили слишком дорого, да и продавались по карточкам. Хорошо бы и Аделию заставить немного выпить, но она пила исключительно мозельское вино, а его-то под рукой и не было.

      Жена за спиной Франца не то всхлипывала, не то скулила. «Сейчас начнёт кашлять», – предположил он. И действительно, она зашлась в кашле. Теперь это надолго.

      Кашель Аделия заработала на берегу Кандалакшского залива, где находился их лагерь. Туда её доставили через месяц после ареста. Всё произошло невероятно быстро. Следователь молча выслушал историю любви, сумбурно рассказанную Аделией. Заставил вкратце изложить на бумаге, и даже не взглянув на каракули, выведенные её дрожащей рукой, коротко объявил, что она – Аделия Борисовна Шранц совершила поступок, квалифицируемый, как измена родине. Никаких смягчающих обстоятельств