Лейденская красавица. Генри Райдер Хаггард

и манерах полную вежливость и почтительность. Все пока, кажется, шло удовлетворительно, однако настала минута, когда Лизбета почувствовала, что она не в силах дольше переносить такое положение.

      – Сеньор, – сказала она коротко, – отвезите меня домой, мне дурно…

      – Вероятно, от голода, – объяснил Монтальво. – И я страшно проголодался. Но, дорогая ювфроу, вы сами знаете, долг прежде всего, и, в конце концов, вы не без пользы сопровождали меня в моем вечернем объезде. Я знаю, ваши соотечественники дурно отзываются о нас, испанских солдатах, но я надеюсь, что теперь вы можете засвидетельствовать их дисциплинированность. Хотя сегодня день праздника, однако, как вы сами убедились, мы нашли всех на своих местах и не видели ни одного выпившего.

      – Эй ты! – обратился он к одному из солдат, отдававшему ему честь. – Ступай за мной к дому ювфроу Лизбеты ван Хаут, где я буду ужинать, и доставь сани ко мне на квартиру.

      Глава III. Монтальво выигрывает

      Повернув на Брее-страат, – тогда, так же как и теперь, самую красивую из лейденских улиц, – Монтальво остановил лошадь перед большим домом с тремя выступами под круглыми крышами, из которых средний, над главным входом, был украшен двумя окнами с балконами. Это был дом Лизбеты, оставленный ей отцом, где она должна была жить, пока ей не вздумается выйти замуж, со своей теткой Кларой ван Зиль. Солдат взял лошадь под уздцы, а Монтальво, соскочив со своего места, направился помочь даме выйти из саней. В эту минуту Лизбета вся ушла в мысли, как ей убежать, но, даже если бы она решилась на это, возникало препятствие, на которое предусмотрительный кавалер обратил ее внимание.

      – Ювфроу ван Хаут, – обратился он к ней, – вы помните, что вы еще в коньках?

      Действительно, в своем волнении она забыла об этом обстоятельстве, которое делало бегство невозможным. Не могла же она войти в дом, переваливаясь на вывернутых ногах, как ручной тюлень, которого рыбак Ханс привез с собой с Северного моря. Это было бы слишком смешно, и слуги рассказывали бы всему городу. Лучше уж еще некоторое время переносить общество ненавистного испанца, чем сделаться смешной, пытаясь бежать. Кроме того, если бы даже ей удалось попасть в дом прежде него, разве она могла бы захлопнуть дверь перед его носом?

      – Да, – отвечала она односложно, – я позову слугу.

      Тут граф в первый раз выказал чисто испанскую, исполненную достоинства, любезность:

      – Не дозволяйте наемнику низкого происхождения держать в своих руках ножку, прикоснуться к которой честь для испанского идальго[10]. Я ваш слуга, – сказал он и ждал, преклонив одно колено на покрытой снегом ступеньке.

      Делать было нечего, Лизбете пришлось протянуть свою ножку, с которой Монтальво осторожно и ловко снял конек.

      «Снявши голову, по волосам не плачут», – подумала Лизбета, протягивая другую ногу.

      В эту самую минуту кто-то приотворил дверь за ними.

      – Долг… – начал Монтальво, принимаясь за второй конек.

      Дверь в

10

Идальго – здесь: дворянин.