Архипелаг Исчезающих Островов. Леонид Платов

лучше меня мог понять его? Нет, в доме тетки, у которой я жил, никто не «лупцевал» меня, но что из того? Иной раз с горя тоже хотелось податься куда-нибудь на Волгу или в Одессу.

      Мы с дядюшкой не терпели друг друга.

      Возможно, ему неприятен был мой приезд (меня к ним привезли совсем малышом). Во всяком случае, он хмурился, когда в сопровождении тетки входил в гостиную, посреди которой стоял я.

      Потом сразу же заулыбался и стал тормошить меня, спеша завязать знакомство, в котором не был заинтересован. Дети очень чутки ко всякой фальши.

      Заметив, что я дуюсь, тетка, добрая женщина, решила исправить положение. Она сказала:

      – Что ты, Леша, такой? Дядя шутит. Дядя всегда шутит. Он будет тебе вместо папы.

      – Мой папа умер, – сказал я, глядя в пол.

      И как ни уговаривали меня, я повторял эти слова упрямо, как заклинание, изо всех своих детских сил защищаясь от чужого человека с неискренней улыбкой, которого хотели навязать мне в папы.

      – Чудак какой-то! – сказал дядюшка отходя. Этими словами он как бы вынес приговор. Он презирал чудаков.

      С годами антипатия между нами углублялась. Видимо, все более определялось во мне то, что он считал проявлением смешного чудачества.

      Не раз, подняв глаза от книги, я ловил на себе его испытующе-недоброжелательный взгляд.

      – И в кого такой? – говорил он, поворачиваясь к тетке. – Никогда у нас не бывало таких… – И пророчествовал: – Ой, смотри, Алексей, зачитаешься, мозги свихнешь! Фантазии до добра не доведут… Слыхал поговорку: «Чудак все таланты имеет, а главного нет: таланта жить…»

      Или принимался вышучивать.

      – Алексей уже пугач прочистил, – сообщал он тетке, – и кусочки сахара стал откладывать. Остановка за двойкой по арифметике. Двойку получит – и к индейцам сбежит.

      И сам смеялся своей выдумке.

      Бывало, по вечерам от нечего делать он начинал придираться к моей наружности:

      – Ну разве путешественники такими бывают? Погляди на себя в зеркало, погляди! Подбородок – как у девочки, брови жиденькие… А нос?..

      Я глядел на себя в зеркало и тосковал. Возразить дядюшке было нечего. Я не любил своего лица. Характер на нем был намечен пунктиром.

      Сделав уроки, я спешил взяться за книгу, торопливо распахивал ее, как окно в другой, яркий, залитый солнечным светом мир. Однако и сюда из глубины комнаты доносился противный, квакающий смех…

      Так тошно делалось от этого кваканья за спиной, что я откладывал книгу и кидался к выходу.

      – Леша, куда?

      – К Андрею. Уроки делать…

      Перебежав улицу, я приникал к стене дома и издавал условный свист. Троекратный, согласно хорошим романтическим традициям!

      Тотчас в окне появлялся силуэт моего приятеля. Я видел, как он мечется по кухне, торопливо натягивая шинель.

      – Андрюшка, куда?

      От грубого голоса его отца дребезжали стекла.

      – «Куда, куда»! – бранчливо отвечал Андрей. – Сами знаете куда. К Лешке. Уроки готовить…

      Он кубарем скатывался с крыльца, и мы мчались по улице, будто подхваченные