Руины Арха. Олег Фомин

склизкой серой кожи, под ней пульсируют черные сосуды, а сам узел – не что иное как венец черных шипов. Урчание с эхом.

      – Корижор, – сказал Борис, поднимаясь. – Детеныш…

      Мои лопатки толкаются от стены, карабкаюсь вверх по плащу Бориса как обезьяна по лианам.

      – Гребаные монстры, достали!..

      – Знал бы ты, сколько людей думают сейчас то же. Спасибо…

      – За что?

      – Ты кинул песок, корижор среагировал раньше времени. Иначе я бы не успел ни выпрыгнуть, ни вытащить тебя.

      Опираемся друг на друга, четыре легких слаженно пыхтят, смотрим, как корижор раскрывается, шипы втягиваются в серое мясо, кишка обретает форму прямоугольника, влажная плоть разделяется на плиты, мимикрирует под трещины, выбоины, мох, лишайник, настенные чаши для огня.

      – Давай-ка все же пойду впереди, – сказал Борис.

      – А если тебя сожрут? Что я без тебя буду делать?

      – В противном случае сожрут тебя. И делать уже не будешь ничего.

      – Всегда был лентяем, а тут такой аргумент ничего не делать.

      Борис приподнял край обновленного плаща.

      – Вот тварь!

      Краешек плаща надкушен.

      На «коридор» поднимаются глаза, полные ненависти. Борис подходит к фальшивому порогу, плит внизу касается колено, затем край рукава.

      – Я пацифист, но ты задел за живое.

      Из рукава ползут цепочки красных пауков, брюшки как спелые вишни, десятка два арахнидов расползаются по коридору-хищнику, исчезают в щелях.

      Борис встал, развернулся, его когти потащили меня.

      – Нам пора.

      Я прошел за Борисом сеть коридоров. По коже волна вибрации, воздух донес глухой грохот взрыва.

      Глава 5

      Выходим к подножию горы. Стопка этажей с небоскреб давным-давно обрушилась, и теперь карабкаемся по склону из каменных углов, на многих пухлые коврики мха, меж травинок шмыгают ящерки, то и дело рядом с ухом гудят крылья жука. Над нами черный купол, обрывки каменных жил, будто муравейник выжрали изнутри.

      Плащи треплет ветер, его хоровод вокруг горы начался, наверное, со дня обрушения, воздушные наждаки сточили углы обломков до округлостей.

      Забираясь на очередной обломок, я чихнул, ботинки соскользнули, повис на руках, подо мной качается пропасть. Мускулы дрожат, взбираюсь на плиту как на лошадь. Надеюсь, это пыль, а не зачаток простуды.

      – А чем в Руинах лечат простуду?

      – Цианистый калий, – отвечает сверху. – От всех болезней.

      На капюшон сыплются камушки из-под подошв Бориса, я успел заметить раненый край плаща, но пришлось отвернуться, снова чих.

      – Будь здоров, – буркнуло с высоты.

      – Ты такой хмурый из-за плаща?

      – Не поймешь.

      – Ну почему же… Мой знакомый сломал кубик Рубика, что достался мне от отца, так я знакомого чуть не забил до смерти. А когда сумел кубик починить, то в честь этого открыл бутылку пива. Весь вечер перед фоткой отца собирал кубик, разбирал и опять собирал. Иногда вещи дороже людей.

      Не сразу, но снизошел ответ:

      – Извини.

      С