Первый ученик. Аня Сокол

в стопку. Мужчина был нетрезв, но движение отработано настолько, что мимо не пролилось ни капли.

      – Давай, – взмах рукой.

      Гость не шевельнулся.

      – Али ты не мужик?

      Вошедший не ответил, он стоял и смотрел на стареющего алкоголика с его выпирающим брюшком под растянутой майкой, на волосатые руки и испытывал отвращение. Больше всего на свете ему хотелось оказаться подальше от этих стен, оклеенных обоями в цветочек, подальше от этого пьяного урода.

      – Али ты меня не уважаешь? Уже западло поднять стопку с таким, как я? – Мужик поднялся, угрожающе качнулся вперед, пальцы сжались в кулаки. – Высокомерный щенок. Все вы чернорубашечники такие, все…

      Он замахнулся, но гость легко ушел от удара. Пьяного повело в сторону, он задел бедром стол. Бутылка упала, разливая остро пахнущую жидкость.

      – Урою, мразь, – заорал он, бросаясь на молчаливого гостя.

      Бутылка докатилась до края стола и упала на пол, каким-то чудом не разбившись.

      Хозяин ударил снова, на этот раз удачнее, по лицу не попал, но задел плечо. Пришедший толкнул пьяного, тот грузно сел обратно на стул.

      – Ублюдок, – взревел мужик, поднимаясь и бросаясь на гостя, лицо покраснело, вены на шее вздулись.

      Это даже не было похоже на драку. Это вообще ни на что не было похоже. Размашистые, дерганые движения пьяного с лихвой компенсировались силой. Пришедший отступал, блокировал удары, словно не желал причинять хозяину вред. Замах, гость пригнулся, короткий рык, удар в пустоту – и пришедший скользнул в сторону. Ругательство, гость перехватил руку и снова оттолкнул от себя хозяина.

      Но долго так продолжаться не могло, от всех ударов не уйдешь. И кулак мужчины все-таки врезался в живот. Из горла пришедшего вырвался хрип.

      – Получил, сопляк, – удовлетворенно сказал пьяный и ударил снова, на этот раз в грудь.

      Гость согнулся, задевая и опрокидывая стул.

      – Мразь!

      Мужик налетел, уронил противника на пол, подмял под себя и ударил. Гость поднял руки, все еще защищаясь, а не атакуя.

      – Я научу тебя уважать старших! Научу, – удар по рукам, – уважать, – удар в лицо – и что-то хрустнуло, – старших!

      Гость все еще молчал, и только хриплое дыхание срывалось с разбитых губ. И это бесило мужчину. Он хотел слышать мольбы о пощаде, он привык их слышать. Это доставляло удовольствие, охлаждало ярость. Они должны были хныкать и просить. Он здесь хозяин. Он, и только он, будет решать, когда остановиться. Но упрямый молодчик в черной рубашке продолжал молчать.

      – Сопляк! – Удар.

      Темно-серые глаза встретились с черными, небо с землей. Что они увидели друг в друге? От чего занесенная рука пьяного чуть дрогнула? Неизвестно. Но мужик бы все равно ударил, на этот раз чужая безмолвная боль не приносила удовлетворения.

      Из-за спины нападавшего появилось лезвие, поймало искусственный свет телевизора и четким движением прочертило на горле хозяина горизонтальную линию. Кожа разошлась в стороны, окатив лицо и руки гостя