Песнь тунгуса. Олег Николаевич Ермаков

отсветы Учителя.

      – В смысле? – спросил милиционер. – Христоса?..

      – У них Магомед, – сказал Андрейченко и подул в кружку, – соответствующе.

      – Оба с Востока, – сказал Шустов.

      – Ну… это… темные люди, – заключил милиционер. – Дикари.

      – Ага, похлеще наших эвенков, – сказал Андрейченко, беря сахар, окуная его в чай.

      – Нет, – сказал вдруг милиционер, – в эвенках что-то такое есть… Мне приходилось с ними общаться.

      – Да что там общаться! – воскликнул лесничий. – Они у нас живут. Вон Кешка со своей Зойкой. И… – он запнулся, – Мишка… жил… или… – Он быстро отхлебнул чая, обжегся и, ругаясь, сморщился. – Падла!.. Кожа теперь слезет с нёба. – Он свирепо посмотрел на Шустова, как будто тот и был во всем виноват. – Спирт ихний кумир, и лень – вот, соответствующе, ихняя особость. Кешка чего с нами не пошел? Племяша спасать от голодной гибели? Да лень ему, и все, – говорил лесничий, ожесточенно глядя в кружку.

      – Они следопыты еще те, в тайге им замены нет, – делился своими знаниями милиционер. – В городе – да, не жильцы, как говорится.

      – Вот Кешка и не пошел, а он бы тут враз племяша унюхал, по маленькой ворсинке нашел бы, – проговорил Андрейченко и, оскалясь, начал дуть на чай в кружке.

      – Я думаю, это вы его из своего ствола подбили, – сказал милиционер. – Мы с Колей дырявили медведицу. Из короткого ствола тут не ошибиться было. А длинный – и дал траекторию такую.

      – Это еще неизвестно! – отрезал Андрейченко. – Чего на меня вешать собак. Привыкли, соответствующе…

      – Ага, будем еще разбираться, конечно. Нам бы труп найти. А то забежит в болото и потонет. Главную улику унесет.

      – Он сам как улика, – проговорил Шустов.

      Андрейченко и милиционер посмотрели на него.

      – В смысле? – спросил милиционер, морщиня покатый потный лоб с большими надбровными дугами и буравя лесника своими глазенками-пуговками.

      – Не знаю, – пробормотал Шустов уклончиво.

      – А чего тогда… разводишь, – буркнул Андрейченко.

      – Я думаю, – сказал Шустов, – он ни в чем не виноват.

      – А кто, сварщик? Кузьмич? – резко спросил Андрейченко.

      Шустов пожал плечами.

      – Может, и не он.

      Из тайги донесся протяжный клик. Все замолчали, глядя в открытую дверь. Клик повторился.

      – Лебеди на Верхних озерах, – проговорил Андрейченко.

      Снова слушали тайгу. Свет лампы достигал только порога, а дальше уже стояла тьма, синеватая вверху.

      – Так и кто это мог, по-твоему, устроить? Пожар-то? – напомнил милиционер, внимательно глядя на Шустова.

      – Да откуда я знаю, – нетерпеливо ответил лесник и полез в карман за сигаретами.

      – Тунгус, тунгус, по дурости, – убежденно сказал Андрейченко, – соответствующе.

      Лицо его было ржавым от света керосинки. Как, впрочем, и лица остальных. Шустов в стекле оконца видел отражение зимовья, лампы.

      – Он у тебя и канистру с керосином утащил, – напомнил лесничий.

      – Тут уже какое-то