Две Дианы. Александр Дюма

он быстро ушел.

      Что же касается коннетабля, то он, поколебавшись, решил лично удостовериться в правоте слов Арно и двинулся навстречу герцогине Ангулемской.

      – Вы направляетесь в кабинет Его Величества, герцогиня? – спросил он ее.

      – Да, господин коннетабль.

      – Боюсь, что король не будет расположен к беседе с вами, – продолжал Монморанси, обеспокоенный возможными результатами этой беседы, – и важные вести, только что полученные…

      – Они-то и делают этот момент как нельзя более удобным для меня, сударь.

      – А для меня неудобным. Вы ведь, сударыня, относитесь к нам очень враждебно.

      – Господин коннетабль, я ни к кому не питаю вражды.

      – Не питаете вражды? Что ж, вы и впрямь способны только любить? – спросил Анн де Монморанси так выразительно, что Диана покраснела и опустила глаза. – И не эта ли любовь побуждает вас противиться так долго желаниям короля и домогательствам моего сына?

      Диана в замешательстве промолчала.

      «Арно сказал мне правду, – подумал коннетабль, – она любит этого красивого вестника триумфов герцога де Гиза».

      – Господин коннетабль, – ответила наконец Диана, – мой долг – повиноваться Его Величеству, но мое право – обращаться с просьбами к своему отцу.

      – Итак, – заключил коннетабль, – вы все же намерены пойти к королю.

      – Да, намерена.

      – Хорошо! Тогда я пойду к госпоже де Валантинуа, сударыня.

      – Воля ваша, сударь.

      Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны.

      XIII. Вершина блаженства

      – Вот что, Мартен, – говорил в тот же день и почти в тот же час Габриэль своему оруженосцу, – я должен пойти произвести обход и вернусь домой лишь через два часа. А вы, Мартен, будьте через час в обычном месте и ждите письма, важного письма, которое, как всегда, передаст вам Жасента. Принесите мне его не мешкая. Поняли?

      – Понял, монсеньор, но должен просить у вас милости.

      – Слушаю вас.

      – Дайте мне гвардейца в провожатые, монсеньор, заклинаю вас.

      – Гвардейца в провожатые? Что это за новое безумство? Чего ты боишься?

      – Себя самого, монсеньор, – жалобным тоном ответил Мартен. – По-видимому, я в эту ночь опять набезобразничал. До сих пор никогда я не был ни пьяницей, ни игроком, ни драчуном. А теперь я распутник! Поверите ли вы, сударь, я имел низость попытаться в эту ночь похитить женщину! Да, похитить! К несчастью, или, вернее, к счастью, меня задержали, и, если бы не мое имя и не ваш авторитет, пришлось бы мне ночевать в тюрьме.

      – Но как же, Мартен? Приснилось это тебе или в самом деле нашло на тебя такое затмение?

      – Приснилось? Вот протокол, монсеньор. Да, было время, когда я думал, что все эти позорные поступки были страшными кошмарами или что дьявола забавляло принимать мое обличье. Но вы же первый разуверили меня в этом, а к тому же я больше не встречаю своего призрака-двойника. Мой духовник тоже разуверил меня в этом… И теперь нарушителем