Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей. Сборник статей

врата – в то самое малое, что остается… от нас. И нам как раз туда и надо, налегке, в самое последнее. «Еще подобно царствие небесное дырявому мешку», как сказано в эпиграфе из Евангелия от Фомы к «Путешествию в Тарту»[65].

      В боли есть какая-то великая тайна. Она все доводит до края. До места решения. До невыносимости вопроса. До последнего шанса на здоровье. До точки царя Саула, о которой шла речь в начале.

      И третья строфа стихотворения подтверждает догадку.

      И если ему удавалось помочь

      предметам, захваченным той же болезнью,

      он сам для себя представлялся точь-в-точь

      героем, спасающим царскую дочь,

      созвездием, спасшим другое созвездье.

      Как будто прошел он семьсот ступеней,

      на каждой по пленнице освобождая,

      и вот подошел к колыбели своей

      и сам себя выбрал, как вещь из вещей,

      и тут же упал, эту вещь выпуская.

(«Болезнь», 1: 108–110)

      Чтобы спастись, то есть спасти себя, больной должен что-то другое, то, что осталось. Он должен спасти то, что болит, спасти мир из-под спуда своей болезни. Он должен увидеть, чем мир держится, упорно чертить линию взгляда, держать мир живым. «Мир», который болезнь пересиливает, расшатывает, делает его лишь мелькающим образом, нищим и погорельцем, больному надо «удержать», удержать в луче своего внимания. И усилие это таково, что все, что он в этот момент видит, способен разглядеть, хоть как-то зацепить взглядом, становится невероятной драгоценностью, преодоленным расстоянием в световые лета, тем самым «созвездием», точки которого рассеяны по Вселенной, но которое светит как одна фигура для чертящего его линии взгляда. В итоге «письмо» больного, создаваемый им рисунок поистине велики. Он послание размером во Вселенную, лишенное ненужных подробностей. Вещи и впрямь сияют у него как звезды. И этот труд по «удержанию», по «длению» мира – от точки к точке, от звезды к звезде, шаг за шагом, от строки к строке, труд удержания «внимания» и есть поэзия, труд желания быть там, где ты есть. Это сравнивается поэтом с восхождением по лестнице в небо, актом спасения принцессы, актом милости и героизма. Как свидетельствуют точнейшие головоломки поэта, мир наш устроен так, что самое последнее, что остается, самое маленькое, крошечное – оно же самое большое, максимально общее, без лишних подробностей… Структура нашего мира, как говорила Анна Ахматова, есть милосердие.

      И милосердие оплачивает счета.

      Я могу только надеяться, что весь предыдущий разбор позволяет нам хоть с какой-то достаточной степенью скорости «узнать» сразу, например, это стихотворение:

      Бабочка летает и на небо

      пишет скорописью высоты.

      В малой мельничке лазурного оранжевого хлеба

      мелко, мелко смелются

      чьи-нибудь черты.

      Милое желание сильнее

      силы страстной и простой.

      Так быстрей, быстрей! – еще я разумею —

      нежной тушью, бесполезной высотой.

      Начерти куда-нибудь три-четыре слова,

      напиши кому-нибудь, кто там:

      на коленях мы, и снова,

      и

65

Седакова О. Два путешествия. С. 72.