Дозы. Виктор Мельников

Звать-то больше некого, одни старики в доме. А ты нажрёшься раньше времени!

      – Баб Варя, – говорю, – а чего тогда зовёшь меня, коль возмущаешься? Делать тебе нечего?

      – Того – и нечего. Нет никого больше.

      Родственников у Клавдии не было. Жила она одна. Как в заточении. За десять лет ни разу не вышла на улицу, даже на балконе не появлялась. Странная старушка.

      Доглядывала за Клавдией тётка Ирка, также стоящая одной ногой в могиле. Десять лет, кабы не дольше, изо дня в день к Клавдии приходила. Я думал, тётка Ирка раньше на тот свет отправится. Ошибся. Ясно, что вся возня из-за квартиры, она у Клавдии однокомнатная была, и теперь переходила другому хозяину. Тётка Ирка говорила, что для сына старается, он уже седьмой год по съёмным квартирам шарахается с женой. Заработать сейчас свой угол невозможно, но я как мать должна помочь, раз силы ещё есть.

      И вот, значится, мы с Борисом Ивановичем спускаем тело с пятого этажа в беседку во дворе, кладём в гроб, едем на кладбище, копаем могилу. Всё как полагается, путём делаем. Позже тётка Ирка водки, закусить передала. На следующий день похороны (решили быстрей закончить с траурной церемонией новоявленные родственники и соседи), могила засыпана, после поминки, нас благодарят, дают водки ещё (много её осталось на столах), и мы с Борисом Ивановичем два дня в коматозе, так сказать…

      Снова сидим на скамейке. Молчим. А что говорить? За эти несколько дней друг другу всё высказали. Переругались. Чуть было не подрались. Но хватило ума закончить спор мирным путём: друг другу плюнули в морды и – промахнулись. У каждого из нас была своя правда. А когда две правды одна ложь получается. Да и не помнил никто из нас, о чём спорили-то.

      Вижу, баба Варя направляется в нашу сторону.

      – Горе-то какое! – восклицает она. – Дед Матвей помер. Что за напасть у нас в доме, а?

      – Помощь, наверное, нужна? – спрашиваю я. Как вовремя смерть наступила, думаю. Дед Матвей знал, когда умереть. Хороший дед был! И смерть подгадал точь-в-точь, когда Борис Иванович и я могли сами в мир иной уйти.

      – Да, Андрюша, – сказала баба Варя. – Не откажи.

      – Дела как сажа бела, – промолвил Борис Иванович.

      И всё повторяется вновь. Деда Матвея спускаем – только уже с четвёртого этажа – в беседку, кладём в гроб, едем на кладбище, копаем могилу… Поминки, забытьё, похмелье, бодун, скамейка: Борис Иванович и я на своих местах. Пыхтим сигаретами.

      – Странно как-то, – говорю. – Две смерти за неделю. Кто следующий будет?

      – Наверно, кто-то с третьего этажа, – говорит Борис Иванович. – Это уже закономерность, система.

      Баба Варя знала, где нас искать. Она шла уверенным шагом, и я догадывался, что у неё плохие новости. А для нас – повод похмелиться.

      – Денис, восемнадцатилетний парнишка, с третьего этажа разбился сегодня ночью на машине.

      Борис Иванович толкнул меня в плечо:

      – Я же говорил.

      Невольным взглядом я посмотрел на дом. Окна умерших людей выходили во двор. Клавдия –