До встречи не в этом мире. Юрий Батяйкин

v>

      И это будет всё.

      Конечно, где-нибудь,

      когда-нибудь опять родится кто-то:

      романтик, бессребреник, поэт.

      Но это будет редкое явленье,

      И, сомневаюсь, – нужное ли здесь.

      «Есть где-то девушка на свете…»

      Есть где-то девушка на свете.

      Она мечтает о поэте.

      А также есть поэт в природе,

      о ней мечтающий порой.

      Жаль, им не встретиться. А надо,

      чтобы исчезать в аллеях сада,

      идя из дома и домой.

      Чтоб отправляться на прогулку

      от скуки или просто так:

      туда-сюда по переулку,

      а может, если есть там – в парк.

      А тот, в кого бы ей влюбиться,

      тот, что почти в нее влюблен,

      кому опять всю ночь не спится,

      хотя уже светает. Он,

      еще теплом ночным согретый,

      пьет горький кофе с сигаретой,

      пока ей снится странный сон.

      «Живешь на свете сотый век…»

      Живешь на свете сотый век,

      печальный и больной.

      Но взгляд из-под усталых век

      упрямый и стальной.

      Тебя узнает без труда

      любой, кто сам такой.

      Тебя встречаю я всегда —

      и летом, и зимой.

      Ты бродишь, жизнь свою губя,

      похожий на Пьеро.

      Но кто-то влюбится в тебя

      нечаянно, как в метро.

      Проводит взглядом до дверей,

      и ты навек уйдешь.

      Но если будешь посмелей,

      то встретишь и найдешь.

      Но тот, кто любит, – не любим,

      и это знаешь ты,

      и бродишь с кем-нибудь другим

      опять до темноты.

      А те, кого любил всегда

      и звал под снежный хруст,

      придут в твой старый дом тогда,

      когда он будет пуст…

      «Кружится снег устало…»

      Кружится снег устало

      над зданием вокзала,

      и я не собираюсь

      сегодня уезжать.

      Но я иду ко входу,

      чтобы свою свободу

      хотя бы на минутку

      почувствовать опять.

      И вот я у порога.

      В душе моей тревога,

      И, в уголочке сердца

      мечты свои храня,

      я снова на перроне

      стою и беспокоюсь

      о том, что этот поезд

      уходит без меня.

      Куда-то все шагают,

      о чем-то все мечтают,

      и каждому на свете

      дано, как королю.

      И пусть кому-то мало,

      и пусть кому-то много,

      а мне дана дорога —

      и я ее люблю.

      Иду по светлым залам

      вечернего вокзала

      и слышу в желтых сводах,

      как вздрагивает путь.

      Мне хочется с тоскою

      махнуть на все рукою,

      все бросить и уехать

      еще куда-нибудь.

      «Моя мечта идет в подъезд с блатным…»

      Моя мечта идет в подъезд с блатным

      мурлом. Как тоненькие ножки

      похожи на пружинки. Братья Гримм

      и я глядим в немытые окошки

      и медленно проходим. Негатив

      готов для интродукции и строчки

      на тему, что дворовый коллектив

      жизнеспособней волка-одиночки.

      Да, к сожалению, Москва – не лес,

      А псарня, где под бдительным надзором

      скоты жиреют и еб… принцесс,

      забросивших в помойки сказки, хором.

      Но их тупой не различает взгляд,

      как ждет своей минуты непокорно

      поэзия, что капает, как яд,

      пока не время перерезать горло.

      «А за окнами – снег. Не поймешь – хорошо или плохо…»

      А за окнами – снег. Не поймешь – хорошо или плохо.

      Лишь отрадно смотреть, как заботится бережно Бог о

      почерневшей земле. Проникаясь светлеющей дрожью,

      как-то легче простить небесам свою

      жизнь скоморошью.

      К завершению дня, когда сердце обычно болеет,

      хорошо