Птица-лира. Сесилия Ахерн

к нотариусу или к поверенному вашей бабушки.

      – У Гаги душа в доме не было, какой уж там поверенный.

      Рейчел и Соломон отвернулись, скрывая смех.

      – Ну, если не поверенный, то назначается кто-то для распоряжения собственностью. Обычно ближайший родственник. Я потому это говорю, что вы, скорее всего, имеете права на эту землю и дом. А если в банке остались деньги или были какие-то инвестиции, переходящая по наследству пенсия – все тоже ваше. Я готова помочь вам разобраться с этим, если хотите.

      – Спасибо. – Долгое молчание. Наклонившись, девушка сорвала фрезию, повертела в пальцах.

      Рейчел сдвинулась вбок, спеша уловить отчетливую тень Лоры, силуэт, обрисованный солнечными лучами. Эти резкие лучи то смягчались, то снова резко вспыхивали за деревьями с каждым их шагом, словно огни маяка.

      Лора снова зашагала, на этот раз быстрее.

      – У Гаги больше никого не было. Она была единственным ребенком. Ее родители давным-давно умерли. Она родилась в Лидсе, с четырнадцати лет работала на фабрике, шила. Переехала в Ирландию, собиралась нянчить детей в семье тут поблизости, но вышло недолго – в то же лето познакомилась с дедом… – Тут дом полностью оказался у нее перед глазами, и Лора замерла, задохнулась.

      Соломон шагнул вперед, чтобы ей помочь.

      Тишина.

      Рейчел сместилась у нее за спиной, камеру держала низко, снимала дом – глазами Лоры.

      Соломон хотел бы увидеть ее лицо в эту минуту, но обязан был стоять позади камеры. Он присматривался к Лоре, вбирая каждую деталь. Как приподнялись и замерли ее плечи, оцепенев. Пальцы ее перестали судорожно вертеть фрезию. Цветок упал на землю, около кед. В наушниках Соломона отдавалось быстрое дыхание Лоры – учащенное и неглубокое.

      Он отвел глаза от Лоры, охватил взглядом все кругом. Трава вымахала настолько высокой, что почти закрывала окна. Домик вовсе не сказочный – бурый кирпич, плоская крыша, два окна по обе стороны от двери. Никакого очарования, и только для Лоры – сундук с сокровищами воспоминаний.

      Он ожидал от нее примерно таких же предсказуемых слов, какие вырвались у Бо, когда та подняла обеими руками первый полученный кубок: «Ой, тяжеленький!» – сколько он дразнил ее потом, когда она вернулась с этим хрустальным дивом. Потом Бо уже такого не говорила, стала более красноречивой, привычной, ушла спонтанность. Он ждал от Лоры кроткого удивления: «Дом стал совсем маленьким, не таким он мне запомнился» – что обычно говорят взрослые, когда возвращаются в места своего детства, но вместо этого Лора произнесла совсем другие слова.

      – Даже если завещание и было, в чем я сомневаюсь, – голос ее был тверд, – и если дом оставлен мне, он давно перешел государству, потому что я нигде не значусь. Все, кто знал о моем существовании, умерли.

      Она прибавила шаг, словно желая отделаться от спутников, и сквозь высокую траву устремилась к дому. Рейчел тревожно оглянулась на Соломона.

      – Она говорит, что никто не знает о ее существовании? – тихо переспросила Рейчел, на