Последний богатырь. Николай Николаевич Шмигалев

и здорово! – поверив «племяшу» на слово, хлопнул в ладоши староста. – А мы, так и быть, тебе из общака, то бишь общедеревенской казны, небольшую сумму на дальнюю дорогу выделим. Ты как считаешь, Аврагыч, потянет наш бюджет?

      Деревенский казначей вместо ответа лишь хмуро показал глазами на скрывшуюся под водой деревню, мол, все их денежки тю-тю, уплыли.

      – Ах, да, запамятовал я! – хлопнул себя по лбу староста, вспомнив, где их все вещи покоятся. – Ну, тады ой! – развёл руками Терофей, – сам виноват, Переборушка.

      – Хотя, обожди-ка! – засунул руку за пазуху знахарь Ремул и, порывшись в пачке ассигнаций, нащупал между купюрами медную пятикопеечную монету. – Вот! Что есть! – протянул казначей пятак Перебору, – Бери! На ночлег и тарелку щей в придорожной забегаловке хватит.

      – Да нет, дядя Ремул, не надо, – замялся Перебор. – Этого ещё не хватало.

      – Бери, бери, это же от души, – сунул Ремул денежку в руку Перебору, – Чай не обеднею.

      Говоря, что этот поступок от души Ремул Аврагович немного лукавил, скорее из чувства благодарности. Ведь на днях староста Терофей с духовным лидером, отцом Горлампием, собирались провести ревизию общедеревенского финансового фонда, или общака, а Ремул Аврагович всегда не любил это тревожное мероприятие. Так что если бы не Перебор, со своим последним «перебором», всё могло кончиться довольно плачевно лично для знахаря. А в общей суматохе можно будет всю недостачу списать на техногенную «катаклизьму». Тем паче, что своим «благородным поступком» Ремул Аврагович для остальных мужиков и вовсе стал примером для подражания, явив собой живой образец гуманности рунийского народа и даже, не побоюсь этого слова – зеркало рунийской эволюции.

      – Эх, да что мы, бастурмяне, какие! – сорвал с головы картуз староста Терофей и, достав из-за околыша бумажную «трёшку», кинул заначку в головной убор. – Чай не чужие! Давайте други, скинемся нашему Борьке на путь-дорожку, – призвал остальных поддержать свой и казначейский почин, – кто сколько может!

      Мужики, оглядываясь, не видят ли их бабы, полезли за своими заначками. Кто из лаптя, кто из потайного кармашка, кто из шапки – доставали мужики денежку и бросали в, пошедший по кругу, головной убор Терофея. Рубли, трёшки, а иногда и пятёрки, ложились с приятным хрустом на дно картуза. Запустив руку под ризу, отец Горлампий выудил на божий свет червонец, и грустно взглянув на него (надеялся ведь рубль вытащить, а тут такое невезение) отправил в общак, не забыв перекрестить напоследок.

      – Держи, сынок! – сунул дед Терофей в руки Перебору добрую пачку ассигнаций и натянул картуз на прежнее место. – И не поминай лихом!

      – Спасибо! Спасибо, вам братцы, дядьки и деды! – прослезился, заикаясь от переизбытка чувства благодарности Перебор. – Вы, вы, вы не пожалеете! Я, я, я вас всех прославлю! Долг, долг платежом! Я, я …

      «То, что ты нас «прославишь», сомневаться не приходится, – думал глядя на распинающегося в благодарностях парня, староста, – а вот то что мы не пожалеем, в этом