Кощей. Перезагрузка. Роман Галкин

мы вниз по течению ручья, разумно рассудив, что вода рано или поздно выведет к людскому жилью. А люди всегда укажут, где обитает тот или иной ведьмак или ведьма. А уже те могут и на след Яги вывести.

      А я меж тем все сильней начинал скучать по рыжей бестии, которую и знал-то всего день. Присушила, не иначе. Сказано же, ведьма.

      Вдвоем идти стало гораздо веселее. Я выведывал у Болтомира нюансы обычаев местной знати, попутно скармливая ему небылицы о собственном выдуманном Великом княжестве.

      Попутчик походя пристрелил из лука пару нерасторопных зайцев, которых самолично и зажарил во время обеденного привала. Даже и не знаю, как бы я добывал себе пропитание, не встреть княжича.

      Меж тем подпитываемый родниками ручей превратился в небольшую речушку. В чистой воде порой проплывали довольно крупные рыбины. Изловчившись, я пронзил одну острым концом шеста.

      – С полпуда будет, – оценил Болтомир, подхватив под жабры трепыхающуюся добычу. – Вечером запечем в глине.

      Инициатива наказуема, потому эти полпуда пришлось тащить мне.

      К вечеру лес поредел, деревья стали ниже, и вскоре мы вышли к месту слияния ручья с гораздо более широкой речкой.

      При впадении ручей перегораживает небольшая рукотворная плотина. Падающая с нее вода крутит мельничное колесо. У мельницы стоит телега, запряженная гнедой клячей. У лошади непропорционально тонкие ноги и дистрофично раздутое брюхо. Всегда представлял именно такие экземпляры под седлом Дон Кихота или д’Артаньяна, когда тот впервые прибыл в Париж.

      Белобрысый мужичонка с куцей бороденкой укладывает в телегу мешки с мукой. Дородная баба, на голову выше его, нетерпеливо поторапливает:

      – Да пошевеливайся ужо скорей, Тюря! Улька и порожняком еле копыта волочит, а с грузом и вовсе дотемна лес миновать можем не успеть. А в лесу нонче, сам слыхивал, волки как никогда лютуют…

      Заметив нас, баба замолкает с открытым ртом. Обернувшись к неожиданно замолкшей жене, мужичок тоже испуганно округляет глаза и как-то обреченно опускает руки.

      Представляю себя на их месте. Ну что ж, их можно понять. Вышедшие из чащи два вооруженных лба вряд ли могут произвести положительное впечатление. Болтомир, если почистить и заштопать его амуницию, еще и мог сойти за благородного дворянина, но я, одетый не пойми как, с жердиной в руках и топором за поясом, никак не походил на доброго гостя.

      – Здравствуйте, люди добрые! – громко прерываю затянувшуюся паузу.

      Парочка синхронно кланяется почти до земли.

      – Чьи будете? – властно вопрошает княжич.

      – Из Мирошек мы, батюшка, – снова кланяется годящемуся в сыновья Болтомиру женщина.

      – Я спросил, чьи будете? – грозно повторяет тот.

      – Дык кто в нашу глухомань данников пришлет, тех и будем, – теперь отвечает мужичок. – Мы людишки дремучие. Наше дело исправно десятину платить. А кому, даже наш староста не ведает. Бывает, один боярин про нас вспомнит, бывает – другой. Иной год и два раза за данью приезжают.

      – Оп… этой… зиции на ваших бояр