Из варяг в греки. Набег первый. Дмитрий Романов

человека рядом – поскольку убитых оказалось больше сотни, и не было дров и места на каждого.

      Обойдя толпу живых, Везнич погрозил пальцем тем из них, кто лил по усопшим слёзы.

      – Ну ты это брось! А то там, – он возводил палец к небу, – подумают, что жизнь не мила, и заберут.

      Помощники обходили ложа мертвецов, поднося факелы к хворосту. Но прежде, чтобы живые не видели, как огонь пожирает тела, они поджигали плетни вокруг главного костра. Получалось, что центр, на котором происходило отделение души от ненужного праха, был невидим для людских очей. Его заслоняли три стены огня и дыма. Через эти стены не могла пройти и душа – она, пометавшись в кругу пламени, вылетала в единственно доступное пространство – к небу. Иначе считалось, что бес, сидящий в теле с душой, может кинуться в первого попавшегося зеваку. А кто его знает, с чем он пожалует… Лучше не рисковать. И бес уходил в поры земли. Потому на месте кострищ долгое время ничего не росло.

      Когда ивовые заборы прогорали, то и основной костёр уже сходил на нет. И только морозец начинал пахнуть палёным мясом.

      – Боги забирают душу в ирей, – баяла бабка мальчику, пока тот завороженно глядел, как сгорает тело его отца, – А смерть стоит рядом, да следит за порядком. Ты, мал, поди побегай, повеселись, покажи, какой ты здоровенький – пускай смерть не глядит в нашу сторону.

      – Раньше навь клали в землю, скручивали, как тебя, когда ты у мамки в пузе сидел. Теперь не так…

      – От чего же это, дедушка?

      – Раньше хотели, чтобы земля переродила ушедшего заново. В человека ли, птицу ли, ручей. А теперь пускай летят в ирей. Там спокойней, чем у нас.

      – Дедушка, а что такое – раньше и теперь?

      Во время сожжения уже не плакали, а больше пугливо и молча глядели – не увидят ли в дыме лица или знамения. Иные уже отходили к столам, принимались за медовуху, иные – бодались плечами, вызывая друг друга на бой. С дальнего конца поляны, у леса, грянули на дудках и бубнах.

      Жрецы дождались, пока огонь сойдёт, и сгребали с костров кости в большие глиняные горшки. В конце лета такие горшки наполнялись плодами, а теперь служили напоминанием для ушедших предков – пускай следят в небе за дождём, в земле – за влагой. Мёртвые должны благословить будущий урожай.

      Музыканты и ряженые, выкрикивая матерние слова, отгоняя нечисть, шли за жрецами. А те уносили горшки в чащу леса, где их уже ждали плотники. На высоких, с человеческий рост отёсанных пнях, громоздились избы. Малые копии настоящих, с крышами и дверьми. В них ставили горшки, клали зёрна и яйца. В народе их называли «избами смерти», и теперь к ним будут посылать юношей в день мужского посвящения. Сможет ли паренёк, привыкший к мамкиному уюту, просидеть рядом с такой избой всю ночь? А если вылезет из неё костлявая навь, а если обернётся красавицей и заманит к себе в избу, да там и сварит в горшке?

      Тех, кого сжигали на общих кострах, решено было засыпать в один общий курган. И до самого