Из варяг в греки. Набег первый. Дмитрий Романов

но худой, с длинной белой бородёнкой в чёрном колпаке. Это был грек.

      – Чего тебе, чёрный? – со стыдливой обидой крикнул Любор.

      Монах, словно это был приказ, смиренно поклонился и пошёл к нему. А, подошед, перекрестился и перекрестил Любора, а тот отмахнулся, как от комара.

      – Ты это брось, жрец, – Любор отступил.

      – Оно во благо. Крестное знамение. Спасёт и сохранит.

      – От чего спасёт? Никто не нападает.

      – От сетей мира сего.

      – Каких таких сетей?

      – Соблазны, страсти… грехи. Они терзают нас всех. Я знаю, что и тебя. Потому что во всех нас это жало.

      – Ты говоришь туманно жрец, но ты сам всё видел, – Любор кивнул в сторону, куда ушла Янка.

      – Страсть по жёнам – тоже сеть, – сказал Филипп, – И ты попался в неё.

      – Не нравится мне в сетях быть. Лучше рыбаком. Поймать бы такую рыбку! – Любор улыбнулся, и решил попытать грека, – Знаешь, как? Ты же столько видел, небось. И как с жёнами быть знаешь.

      – Мы, монахи, жён обходим стороной.

      – Почему?

      – Обет. Они только нарушают тишину духа, в которой может открыться Бог.

      – Не понимаю, зачем такой обет брать? Заставляет кто?

      – С ним проще. Поверь. Но тебе то не обязательно… А вот с этой древлянкой я общался давеча.

      – Да ну! – Любор хлопнул грека по плечу, – Говори. О чём?

      – Хочет она домой больно. Как бы не ушла по весне.

      Любор помрачнел.

      – Думаешь, уйдёт? Леса… куда ж она одна? Да и как же… Неужели? Как бы её остановить? Ты можешь, чернец? Ты же умный.

      – Не мудрей природы женской. А уж коли непокорная…

      – Эх ты! И как быть?

      – Тут только одно может помочь. Муж ей нужен. Любимый и суровый.

      Любор помолчал, смерил грека взглядом, а тот опустил очи долу и вздохнул.

      – Хорошо говоришь, – сказал Любор, – Мне такое любо… Кто ж ей мужем будет?

      – В этих вопросах, княжич, я не силён. Не монашеского ума дело.

      – Однако ты предлагаешь это. Значит, есть что у тебя на уме?

      – Только бы Господь Бог на уме был, и на языке… остальное не нужно.

      – Что ж в этом вашем Господе Боге такое, что даже о девицах думать не хочешь? Или старый уже? – Любор рассмеялся, – Вроде не старик. А чудной ты, право, чудной.

      – Бог рассудит.

      – И имя чудное у тебя. Филипп…

      – Как у одного из апостолов, – грек перекрестился.

      – Это кто такие?

      – Ученики Христа. Было их двенадцать, и во время оно ходили апостолы по всему миру, разносили весть о Нём.

      – О ком? – нахмурился Любор.

      – Об Иисусе Христе.

      – Кто такой? Князь?

      Грек пожевал бороду и что-то прикинул.

      – Приходи, княжич, как-нибудь ко мне в избу. Поговорим.

      – О чём мне с тобой говорить? Как ты богов наших в Получье свалил?

      – О разном. И о древлянке твоей, если хочешь, поговорим. А теперь разреши идти, вечерню пора служить.

      Вот и вышло так, что единственным