Добрые люди. Павел Кренев

с плеч, брюки надо было застегивать где-то в районе груди, а бескозырка крутилась на голове словно карусель. От всего этого пахло нафталином и чем-то казенно-мужским, и у меня от новых ощущений и от огромного счастья кружилась голова. Будоражило кровь само необычайно яркое и свежее понимание, что я примеряю военно-морскую форму.

      Вокруг меня крутились матросы. Они то ставили меня на табуретку, то снимали с нее. С нитками и иголками они что-то загибали, подшивали, зауживали, отрезали, при этом все сильно были возбуждены, волновались и все время друг другу что-то кричали. Я почти оглох и от волнения, от переизбытка новых ощущений совершенно обалдел. Что матросы сделали с бескозыркой, я не знаю, но она мне стала вдруг подходить после многократного примерочного нахлобучивания и стаскивания с головы.

      Потом кто-то крикнул:

      – Ну, как будто все!

      И все вдруг отпрыгнули от меня и стали разглядывать. Глаза у всех растопыренные, все цокают языками, головами крутят, то набок наклонят, то назад.

      – Вроде ничего, – оценил кто-то.

      – Не-е, не пойдет, – махнул рукой парень с тремя лычками. – Значков не хватает. Какой хороший матрос без значков домой явится? Если их нет – значит плохо служил.

      Народ его поддержал, и несколько человек куда-то убежали. Вскоре вернулись с невесть где собранными значками.

      И вот два матроса прикручивают и прикалывают мне значки: один на правой стороне груди, другой – на левой. Штуки по четыре с каждой стороны. Я искоса глядел на них и чуть не терял сознание от великой удачи. Ведь каждый значок в деревне – это целое состояние. Любой можно поменять на самую лучшую рогатку, на железный обруч с крючком из проволоки, чтобы гонять с криком по деревне, или на самолучший пугач. Да мало ли что еще может украсить боевое времяпровождение деревенского гопника!

      Удача просто обрушилась на меня с неба и крепко придавила.

      – Вот теперь все, – подытожил матрос с тремя лычками. – Ребята, несите зеркало.

      Когда зеркало принесли, я совершенно себя не узнал. На меня таращился худенький маленький матросик и шмыгал веснушчатым носом. Форма сидела на нем балохонисто и несуразно. Руки он держал по швам. Зато грудь была украшена разноцветными блестками военно-морских заслуг.

      – Тебя надо научить честь отдавать, – сказали мне матросы. – Это первое дело для любого военного.

      Этому я быстро научился.

      – Руку, руку не сгибай, подбородок повыше, – подсказывали мне.

      – Так точно! Никак нет! – восклицал я и вскидывал к виску руку.

      Это были минуты моего счастья.

      Потом меня, одетого в форму военного моряка, усадили пить компот.

      Пришло время прощаться.

      Уже за компотом меня спросили:

      – А чего ты, Паша, больше всего любишь?

      Тут особо думать было нечего:

      – Я люблю на удочку рыбачить и ходить в кино, – обозначил я свои любимые дела.

      – А кино ведь денег стоит. Деньги-то есть на кино? – поинтересовался матрос, сидящий напротив.

      Он попал в самую точку. Это была у меня бедовая проблема. В семье