Сказание о Йосте Берлинге. Сельма Лагерлёф

как всегда, намерения были самые хорошие. Патрон Юлиус, остряк и выдумщик, предложил сюжет «Дон Жуана» – средневековый замок, молодая сеньора и ее поклонник. В этой живой картине Марианна должна была проявить себя как нельзя лучше.

      В большой салон собралось множество гостей, и все увидели густо-синее испанское небо и толчками плывущую по нему желтую рогатую луну. Дон Жуан подкрался к увитому плющом балкону – он переоделся монахом, хотя из-под монашеского плаща выглядывали манжеты с золотой вышивкой и кончик шпаги, а на сапогах сверкали шпоры.

      Переодетый Дон Жуан ударил по струнам гитары.

      – Я не касался нежных уст

      В горячем поцелуе,

      И мой хрустальный кубок пуст,

      Одну лишь воду пью я,

      Сеньора, близостью маня,

      Не подходи к решетке,

      Твой взгляд, исполненный огня,

      Ничуть не трогает меня,

      Как и любовь красотки!

      Нет, я не создан для любви,

      Со мною спутники мои:

      Сутана, крест и четки!

      Он замолчал, и на балконе появилась Марианна в черном бархатном платье и кружевной вуали. Перегнулась через перила и спела медленно, с насмешкой:

      – Подчинены твои мечты

      Монашеским законам,

      Но для чего ж дежуришь ты

      У дамы под балконом?

      Тут она оглянулась и забеспокоилась.

      – Беги! Сюда идет супруг,

      Он звон услышит шпор,

      Ты тих и кроток, милый друг,

      Но твой клинок остер!

      При этих словах монах сбросил сутану, и перед зрителями предстал не кто иной, как Йоста Берлинг в шелковом, расшитом золотом рыцарском облачении. Он не внял предупреждению красавицы, вскарабкался по столбу на балкон, изящным движением перекинул тело через перила и, как и предусмотрел патрон Юлиус, упал ей в ноги.

      Она на секунду возвела глаза к небу в безмолвной молитве и с чарующей улыбкой протянула ему руку для поцелуя.

      И в этот момент упал занавес.

      Перед Марианной стоял на коленях Йоста Берлинг, вдохновенный, как поэт, и дерзкий, как предводитель войска; глаза его искрились умом и смехом, они умоляли, убеждали, околдовывали и повелевали. Гибок и мощен был он, пылок и пленителен.

      Разразились аплодисменты. Несколько раз поднимался и опускался занавес, а молодые артисты стояли в той же позе, Йоста не сводил с Марианны лучистых, смеющихся и молящих глаз.

      Наконец аплодисменты стихли, занавес опустился в последний раз. Теперь героев никто не видел.

      И что же сделала Марианна Синклер? А вот что: Марианна Синклер наклонилась и поцеловала Йосту Берлинга. Он обнял ее за голову и удержал, и ей ничего не оставалось, как целовать его еще и еще.

      И кто же виноват? Марианна? Йоста?

      Да нет, нет, конечно же вины их нет. Балкон, смешная рогатая луна, которую никак не удавалось плавно вести по синему небу, кружевная шаль, рыцарский камзол, серенада, аплодисменты… Бедные молодые люди ни в чем не виноваты. Они