Сказание о Йосте Берлинге. Сельма Лагерлёф

даже не заподозрил неладное.

      Наконец-то они оказались за сценой.

      Марианна провела рукой по лбу:

      – Сама не понимаю, что на меня нашло.

      – Конечно, конечно. – Йоста скорчил брезгливую гримасу. – Ты с ума сошла! Целоваться публично – и с кем? С Йостой Берлингом! Какой позор!

      Она не сдержалась и захохотала:

      – О чем ты? Все знают, что Йоста Берлинг неотразим. А я что? Я не хуже других.

      И конечно, они тут же договорились, что никому не выдадут их маленькую тайну. Театр есть театр, пьеса есть пьеса. Дон Жуан еще более неотразим, чем Йоста Берлинг.

      – А я могу на тебя надеяться? – спросила Марианна, когда пришло время возвращаться к гостям.

      – Фрёкен… мадемуазель Марианна может на меня надеяться. Кавалеры умеют хранить тайны.

      Она опустила глаза, и странная улыбка заиграла на ее губах.

      – А если все же правда выплывет? – спросила она. – Что люди обо мне подумают, господин Йоста?

      – Они не подумают ровным счетом ничего. Подумают, что ты замечательная актриса, вошла в роль и не могла остановиться.

      Марианна продолжала улыбаться, не поднимая глаз.

      – А господин Йоста? Что думает по этому поводу господин Йоста Берлинг?

      – Я думаю, что фрёкен… мадемуазель Марианна в меня влюбилась.

      – Даже не собиралась! Могу в доказательство проткнуть господина Йосту вот этим испанским кинжалом. Есть господин Йоста, нет господина Йосты – мне все равно.

      – Дороги нынче стали женские поцелуи. Один поцелуй – и жизнь кончена.

      Йоста шутливо пригорюнился, посмотрел исподлобья на Марианну и вздрогнул: с девушкой что-то случилось. Взгляд ее внезапно вспыхнул яростной, почти невыносимой ненавистью, он и в самом деле походил на удар испанского кинжала.

      – Я бы хотела… Я бы хотела, чтобы жизнь господина Берлинга на этом окончилась, сейчас, в эту минуту.

      Слова ее, а еще более взгляд зажгли в крови поэта знакомую сладкую истому.

      – О, если бы это было так! – сказал он тихо и задумчиво, и глаза его заблестели слезами. – О, если бы это были не слова, а стрелы, со смертельным свистом вылетающие из густых зарослей, если бы это был кинжал или яд… если бы они были во власти умертвить жалкое тело и дать душе моей желанную свободу…

      Марианна взяла себя в руки и улыбнулась.

      – Что за ребячество, – сказал она, взяла его под руку и повела к гостям.

      Они так и не сняли свои испанские костюмы, и появление пары вновь вызвало аплодисменты. Выстроилась очередь желающих поздравить их с успехом.

      Никто ничего не заподозрил.

      Опять начались танцы, но Йоста Берлинг постарался скрыться. Кинжальный взгляд Марианны… он прекрасно понял, что она хотела сказать.

      Для нее это позор. Позор, что она влюбилась в Йосту Берлинга, позор, что он влюбился в нее. Позор хуже смерти.

      С танцами покончено. Он не хотел их видеть, всех этих чопорных красавиц.

      Их взгляды, их легко