Степь отпоёт (сборник). Велимир Хлебников

славят!

      Хватая бабра за усы

      В стране пустынь златой красы,

      На севере соседим

      С белым медведем.

      VIII

      Как чей-то меч железным звуком,

      Недавно здесь ударил долг.

      И, осужденный к долгим мукам,

      Я головой упал, умолк.

      На берега отчизны милой

      Бросал я пену и буруны.

      Теперь поник главою хилой,

      Тростник главою желтострунный.

      Храбрее, юноши! Недаром

      Наш меч. Рассудком сумрак освещай

      И в битвах пламенным ударом

      Свой путь от терний очищай.

      Я видел широкого буйвола рог

      И умирающий глаз носорога.

      А поодаль стоял весь в прекрасном пророк

      И твердил: «В небесах наступает тревога!»

      Он твердил: «Тот напиток уж выпит,

      Что рука наливала судьбы,

      И пророчества те, что начертит Египет,

      Для всеобщего мира грубы».

      Он мне поведал: «Забудутся игры,

      Презрение ляжет на кротость овцы,

      В душах возникнут суровые тигры,

      Презреньем одеты свободой вдовцы».

      Я видел – бабр сидел у рощи

      И с улыбкой дышал в ствол свирели.

      Ходили, как волны, звериные мощи,

      И надсмешкою брови горели.

      И с наклоном изящным главы

      Ему говорила прекрасная дева.

      Она говорила: «Любимцы травы!

      Вам не хватает искусства напева!»

      Ужель не верх земных достоинств

      Быть единицей светлых воинств?

      Вас, презираемых мечом,

      Всех не окровавленных войной,

      Бичуй, мой слог, секи бичом,

      Топчи и конь мой вороной.

      И поток златых кудрей

      Окровавленного лика

      Скажет многих книг мудрей:

      «Жизнь прекрасна и велика».

      Нет, не одно тысячелетье,

      Гонитель туч, суровый Вырей,

      Когда гнал птиц лететь своею плетью,

      Гуси тебя знали, летя над Сибирью.

      Твой лоб молнии били, твою шкуру секли ливни,

      Ты знал свисты грозы, ведал ревы мышей,

      Но, как раньше, блистают согнутые бивни

      Ниже упавших на землю ушей.

      И ты застыл в плащах косматорыжих,

      Как сей страны нетленный разум,

      И лишь тунгуз бежит на лыжах,

      Скользя оленьим легким лазом.

      О, дикое небо, быть Ермаком,

      Врага Кучума убивать,

      Какой-то молнии куском

      Бросать на темную кровать!

      Перед тобою, Ян Собеский,

      Огонь восторга бьется резкий.

      И русские вы оба,

      Пускай и «нет» грохочет злоба.

      Юный лик спешит надвинуть

      Черт порочных чёрта сеть.

      Но пора настала минуть

      Погремушкою греметь!

      Пояс казацкий с узорною резьбой

      Мне говорил о серебре далеких рек,

      Иль вспыхнувший грозно в час ночи разбой –

      То полнило душу мою, человек.

      То к свету солнца Купальского

      Я пел, ударив в струны,

      То, как конь Пржевальского,

      Дробил песка буруны.

      И, как сквозь белый порох, стен

      Блестят